А здесь я как будто… ослепла.
Корсон с интересом посмотрел на нее.
— И в каких условиях твои способности исчезают?
Антонелла покраснела.
— Прежде всего, на несколько дней в месяц. Но сейчас… это совсем не то. Бывает это и во время путешествий в космосе, но это случалось со мной нечасто. Бывает после прыжка во времени, но тогда это длится недолго. И наконец, когда вероятность многих событий почти одинакова. Но в любых условиях у меня оставалась частичка этих способностей, а здесь… ничего.
— О каких способностях она говорит? — спросил Туре.
— О способности, которой обладает ее раса. Они могут заранее предвидеть события, минуты за две до них.
— Понимаю. Это так, как если бы у них был перископ, способный пробить поверхность современности. Близорукий перископ. Две минуты — это немного.
Корсон попробовал осмыслить все, что рассказала Антонелла. Опережающая информация была некоторым образом связана с космогоническим принципом Маха, учитывающим особенности каждой точки Вселенной относительно целого. Означало ли это, что они находились во Вселенной, с которой была синхронизирована нервная система Антонеллы? А может, они были мертвы, хотя и не помнили момента смерти?
— Разве это не удивительно? — сказал Туре. — В Африке, задолго до моего рождения, колдунов считали предсказателями будущего. В мое время им уже никто не верил, а в будущем это обернулось действительностью.
— Откуда этот хлеб? — спросил Корсон, указывая на свой бутерброд.
— Из интендантства. Сейчас, когда вы задали мне этот вопрос, я подумал, что, действительно, не видел нигде ни полей, ни фабрик, ни пекарен. Но разве это не естественно во время войны? Оружие, одежда, лекарства, продукты прибывают издалека, из какой-то легендарной страны. Если война длится долго, то человек над этим даже не задумывается. Только поля, которые он видит, уничтожаются, ибо принадлежат врагу.
— А где командиры? Почему они затягивают эти бессмысленные сражения?
— Над нами. Высоко, очень высоко над нами. Обычно их никто не видит.
— А если их убивают?
— Тогда их сменяют другие, — сказал Туре. — Те, которые идут за ними по старшинству. В настоящей, отчаянной войне сражаются потому, что есть противник и нет выбора. А может, у вождей есть и свои личные причины.
Корсон глубоко вздохнул.
— Но где мы находимся? — яростно воскликнул он.
Туре спокойно посмотрел на него.
— Я мог бы сказать, что мы летим на шаре над плоским океаном, но это и так видно. Я много думал над этим вопросом и нашел только три варианта ответа. Можете выбрать любой из них или предложить что-то новое.
— Что это за варианты?
— Первый: мы просто-напросто умерли и находимся в метафизическом чистилище, где проведем неограниченное время, может, целую вечность, безо всяких шансов выбраться отсюда, даже если умрем снова в этих войнах. Для этого существуют Перемирия.
— Перемирия?
— Так вы еще этого не пережили? Ах да, вы же здесь недавно. Я расскажу об этом чуть позже. По второй моей гипотезе мы реально не существуем. Мы — только информация, замкнутая в гигантской машине, и кто-то ведет огромную Kriegspiele, War Game или, если хотите, Военную Игру. Речь идет о результате того или иного конфликта. Это так, как если бы все войны Вселенной велись только в одном месте. В таком случае, мы являемся чем-то вроде фигурок на макете, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Понимаю, — сухо ответил Корсон.
— А теперь — противоположная гипотеза. Мы действительно существуем, но не в этом мире. Быть может, мы лежим где-то в склепе, соединенные с машиной множеством проводов, и нам кажется, что мы все переживаем наяву. Может, речь идет о психологической терапии, чтобы отвратить нас от войны, а может, это какой-то спектакль? Или эксперимент? Моя третья гипотеза предполагает, что этот мир реален. С нашей точки зрения это странно, но верно. Он был создан людьми или человекоподобными существами, хотя в этом я сомневаюсь, для целей, о которых я не имею ни малейшего понятия. Эта гипотеза нравится мне больше всего, потому что допускает способ выбраться отсюда, причем без утраты своей личности.
— У ваших трех гипотез есть одна точка соприкосновения, — сказал Корсон. — Они одинаково хорошо подходят к другому миру, тому, из которого мы пришли.
— К миру, который остался у нас в памяти, — поправил Туре. — Это не одно и то же. Вы уверены, что мы явились из одного и того же мира? Есть еще одна точка, общая с тем… миром. У нас одинаковое понятие о свободе, и мы одинаково неспособны жить так, как нам нравится.
Они помолчали.
— Как вы сюда попали? — спросил наконец Корсон.
— Я мог бы спросить вас о том же. Вам не кажется, что я говорю слишком много?
— Не знаю, поверите ли вы мне.
— Я научился верить, — просто сказал негр.
Корсон коротко описал ему свою одиссею, начав с лагеря Верана. Эпизод с планетой-мавзолеем он опустил.
— Кто-то взял на себя большой труд, чтобы вас сюда доставить, — подытожил Туре. — Вероятно, один из тех, кого я числю в моей гипотезе.
Потом он добавил:
— Я впервые слышу о ваших гипронах, животных, которые могут путешествовать во времени. Однако сомневаюсь в их возможностях преодолеть большие интервалы.
— А вы?
Негр замолчал, высунулся из гондолы и сплюнул в море.
— Честно говоря, я точно не помню. Четыре, пять, а может, и десять Перемирий назад, я стрелял, как умел, с борта своего Шмеля-5. Внезапно меня ослепило, я почувствовал страшный жар и оказался здесь, на борту той же самой машины, над такой же местностью. Я даже не сразу понял разницу между ними. Мне казалось, что я не знаю никого из окружающих, но когда я об этом сказал, меня отправили к военному врачу. Он объяснил мне, что это шок, сделал укол и отослал обратно. Через некоторое время я уже ни в чем не был уверен. Я просто хотел выжить.
— Меня удивляет вот что, — сказал Корсон, — в этих войнах должна быть огромная смертность. Почему же они не прекращаются из-за отсутствия живой силы? Или же для их поддержания хватает солдат, поступающих из всех эпох и со всех планет Вселенной?
Туре покачал головой.
— Есть Перемирия. Все павшие возвращаются на свои места.
— Воскресают?
— Нет. Но когда приближается Перемирие, небо темнеет. Потом все твердеет, время застывает, гаснет свет, перестают работать электрические лампы и энергетические лучи. Впечатление такое, будто сам превращаешься в камень. На секунду или две сознание повисает в страшной пустоте и тишине, а потом все начинается снова. Иногда, очень редко, оказываешься в той же ситуации, что и перед Перемирием, но чаще попадаешь в другую армию, на другую должность и плохо помнишь то, что было до Перемирия. Словно началась новая история, как будто одну пленку заменили другой. Отсюда моя вторая гипотеза. Мертвые занимают свои места и играют новые роли, но не помнят, что были убиты. Для них Перемирие наступает перед самой смертью. Может, поэтому Перемирие — чисто индивидуальное явление. Хотя нет, не думаю. Когда оно наступает, кажется, что те, кто устроил эту Вселенную, или те, кто ею управляют, сумели победить время и приходят, чтобы забрать тех, кто должен умереть, за секунду до того, как это
