Федустий.
– Нам его сообразительность пойдет только на пользу, – махнул рукой Пордака. – Ты не мог бы, комит, сообщить о месте нахождения Фаустины префекту Рима, сиятельному Телласию. Разумеется, это должно быть то самое место, о котором варвар уже узнал от Ефимии.
– Я как раз собираюсь к Телласию, – задумчиво проговорил Федустий. – Думаю, с этим не возникнет проблем.
– Вот видишь, комит, как все удачно складывается. Похоже, боги сегодня будут играть на нашей стороне.
– Я христианин, – напомнил Пордаке Федустий.
– Я тоже, комит, – улыбнулся префект анноны. – Так давай послужим не только императору, но и Христу. По моим сведениям, Руфин нашел убежище в храме Юпитера. Даже если это не так, то кто помешает нам обвинить фламина в заговоре против Валентиниана и святой веры. Я думаю, что благодарность епископа Симеона тоже не будет для нас лишней. Заодно он отпустит нам все грехи.
Патрикий Трулла, изрядно хвативший вчера вечером на пиру у куриала Модеста, пребывал по этому случаю в прескверном состоянии духа. А потому на появление в спальне Эквиция отреагировал крайне болезненно, запустив в управляющего кубком. К счастью, пустым. Эквиций поймал кубок на лету и аккуратно поставил на столик, расположенный у изголовья. Одновременно он бросил на хозяйское ложе увесистый кожаный мешок, наполненный, судя по всему, монетами.
– Откуда? – ошалело уставился на управляющего Трулла.
– Золото привез варвар, – пояснил Эквиций. – Имени своего он не назвал, но я догадался, что деньги присланы светлейшим Руфином.
Память наконец вернулась к сиятельному Трулле, а вместе с нею и умение соображать. Руфин, надо отдать ему должное, сдержал данное слово. А вот Трулла не мог пока похвастаться успехами в деле, которое считал важным. Собственно, он еще пальцем о палец не ударил, чтобы выполнить взятые на себя обязательства. А виной тому собственная лень и куриал Модест, которому как раз вчера понадобилось напоить благородных патрикиев вином. Справедливости ради надо признать, что вино у куриала было отменным, равным образом как и выставленные на стол яства. Трулле особенно понравился паштет из гусиной печенки, и он уговорил Модеста поделиться секретом его приготовления.
– Ты отправил повара к Модесту? – спросил Трулла.
– Отправил, сиятельный, – вздохнул Эквиций. – Тебе не о паштете следует думать, а о слове, данном нотарию. Руфин человек решительный, и если он заподозрит, что ты водишь его за нос, то я не поручусь за твою жизнь, патрикий.
– Не забывай, с кем говоришь! – вскричал рассерженный Трулла и тут же со стоном опустился на подушку.
– Так ведь Руфину терять нечего, он ходит по лезвию ножа, – продолжал спокойно Эквиций. – Я бы на твоем месте, сиятельный, обратился за поддержкой к префекту Телласию.
– А почему именно к Телласию?
– Потому что префект города Рима очень нуждается в деньгах. Не далее как сегодня утром кредиторы предъявили ему к оплате немалый счет.
– Ты это точно знаешь?
– А когда я ошибался в таких делах, патрикий.
Что верно, то верно, более осведомленного в вопросах финансов человека, чем бывший раб Эквиций, в Риме, пожалуй, не найти. Собственно, удивляться беде, свалившейся на голову префекта города Рима, не приходилось. Телласий вел роскошный образ жизни, часто путая городскую казну со своей собственной. И если в более счастливые времена ему это сходило с рук, то ныне подобная рассеянность могла обойтись очень дорого.
– Комит Федустий уже давно навис над сиятельным Телласием, словно коршун над добычей, – вздохнул Эквиций, – и только ждет подходящего момента, чтобы ударить наверняка.
– А чем префект Рима может мне помочь?
– У Руфина под рукой сотня головорезов, если ты, патрикий, всерьез задумал с ним посчитаться, то вагилы, городские стражники, тебе не помешают.
– Я что же, по-твоему, должен вести войну на улицах Рима?! – возмутился Трулла.
– А как ты иначе собираешься совладать с беглым нотарием?
Патрикий Трулла пожалел, что ввязался в гиблое дело. Лежал бы сейчас спокойно на мягком ложе, пережидая подступившую хворь. Но нет, жадность и честолюбие в недобрый час подтолкнули его к рискованному предприятию, в котором запросто можно потерять жизнь. К сожалению, отступать уже поздно. Но и в одиночку действовать слишком опасно. Эквиций прав, следует заручиться поддержкой сильных и влиятельных людей. И конечно, таким человеком вполне может стать префект города Рима. Вопрос только в том, какую долю потребует этот выжига за свое участие в прибыльном деле. Хорошо если ограничится половиной, а то ведь может попытаться наложить руку на все.
– А ты ему скажи, сиятельный, что куриал Модест в доле, – подсказал сообразительный Эквиций, – и что больше одной трети ты дать ему ну никак не можешь. В любом случае это будет очень большая сумма, в триста тысяч денариев по меньшей мере.
– Подожди, – насторожился Трулла, – откуда ты знаешь о сокровищах?
– Вот тебе раз, сиятельный, – удивился Эквиций. – Ты же мне сам вчера рассказал о кладе Прокопия.
Трулла, хоть убей, не помнил о состоявшемся разговоре, но это, конечно, не означает, что его не было. Патрикий знал о своей несдержанности во хмелю, и хорошо еще, если этой тайной он поделился только с верным человеком.
– Готовь колесницу к выезду, – распорядился Трулла.
– А стоит ли именно сегодня привлекать к себе внимание, патрикий? – покачал головой Эквиций. – Не лучше ли тебе отправиться к префекту города в носилках. Да и Телласий охотнее пойдет на сговор, если о вашем разговоре никто не будет знать. А всем любопытствующим мы объявим, что сиятельный Трулла захворал после пира у куриала Модеста и не будет принимать гостей до завтрашнего вечера.
Совет управляющего показался Трулле разумным. Даже если в эту ночь в Риме и его окрестностях случится нечто экстраординарное, то никому и в голову не придет связывать захворавшего патрикия с этим событием.Сиятельный Телласий был крайне удивлен, когда таинственным гостем, о котором ему доложили шепотом, оказался не кто иной, как пьяница и развратник патрикий Трулла. У префекта Рима и без того забот был полон рот. Сегодня с утра его навестили кредиторы. Конечно, сроки платежей давно уже прошли, но ведь эти выжиги должны же понимать, что имеют дело едва ли не с первым после императора Валентиниана лицом в империи. Телласий почти не сомневался, что кредиторы явились неспроста, он даже знал имя человека, который мог их к этому подтолкнуть. И словно бы в подтверждение этих догадок Федустий лично наведался к префекту города, повергнув того в легкую панику. Конечно, недочеты в работе Телласия были. А у кого их нет? Но ведь Федустий расспрашивал сиятельного Телласия вовсе не о городской казне, а об императорском обозе. От его ехидных вопросов Телласию стало нехорошо. Да, у префекта Рима имелись долги, и немалые, но это вовсе не означает, что он опустится до откровенного грабежа и сговора с дорожными разбойниками. Намеки комита Федустия Телласий отверг с негодованием. И, как ему показалось, сбил первую волну подозрений на свой счет. Федустий размяк настолько, что даже снизошел до частного разговора с префектом о судьбе вдовы императора Констанция. Телласий незавидной судьбе благородной Фаустины безусловно сочувствовал, но содержать ее за счет городской казны не собирался. Мало ему своих забот, так изволь заниматься устройством вдовы, успевшей к тому же замарать себя связью с мятежником Прокопием. И надо же такому случиться, что сиятельный Трулла, явившийся невесть по какой надобности, тоже заговорил о Фаустине. От удара Телласия спасла только худосочная комплекция, но взгляд, который он бросил на гостя, мог бы повергнуть в трепет любого чиновника. К сожалению, Трулла давно уже не служил, а потому гнева префекта города не убоялся.
– Далась вам эта Фаустина! – в сердцах воскликнул Телласий.
– А кому это вам? – полюбопытствовал Трулла.
– Только что Федустий хлопотал о вдове императора Констанция. Но я сказал «нет», слышишь, патрикий! Казна города пуста!
– Ты правильно поступил, сиятельный Телласий, – неожиданно похвалил хозяина гость. – Да и не о деньгах здесь речь. Точнее, речь идет как раз о деньгах, но не из той казны.
Префект Рима едва не взвыл от бешенства. Нет, вы только посмотрите на этого пьяницу! Он же еще не проспался после вчерашнего пира! А несет ахинею с таким видом, словно излагает философский трактат. Казна у него, видишь ли, не та.
– А из какой, позволь тебя спросить?
– Из константинопольской, – спокойно отозвался Трулла и смахнул с лица капли пота. – У тебя вина не найдется, сиятельный, что-то в горле пересохло?
Телласий так и застыл с открытым ртом посреди комнаты. Впрочем, он быстро опомнился и, метнувшись к шкафу, достал из него заветный кувшин.
– Так ты считаешь, что константинопольская казна не была растрачена Прокопием? – ошалело спросил он, наливая гостю вина.
– Я это знаю совершенно точно, – криво усмехнулся Трулла и залпом осушил кубок, наполненный до краев. – За этим золотом идет большая охота, и я тебе, сиятельный, предлагаю поучаствовать в ней.
– А кто охотники?
– Прежде всего это Федустий. Ну и нотарий Руфин.
– Какой еще Руфин? – насторожился Телласий.
– Речь идет о молодом патрикии, который был правой рукой Прокопия.
Трулле потребовалось немало усилий, чтобы растолковать недоверчивому Телласию, какое отношение имеет Руфин к Фаустине и почему так важно, чтобы эти двое встретились.
– Но если вдова императора Констанция угодила под опеку Федустия, то он уже наверняка выведал все ее тайны, – разочарованно протянул Телласий. – Конечно, мы можем донести о происках комита императору Валентиниану, но в этом случае мы вряд ли доберемся до
