Достойный выбор, – кивнул Оттон. – За Гвидоном твоя воспитанница будет как за каменной стеной.
– Кудесница Власта придерживается того же мнения.
Упоминание о кудеснице богини Лады заставило Оттона насторожиться. Похоже, Руфином двигало не только желание отдать свою воспитанницу за хорошего человека. Все-таки речь шла не о простой девушке, а о дочери императора. И вокруг юной Констанции уже выстраивалась сложная интрига с далеко идущими последствиями. Впрочем, тонкую игру патрикия и кудесницы запросто могла поломать грубая сила в лице кагана Баламбера.
– Гуннская орда, покончив с герулами и боспорцами, непременно повернет на Русколанию, – мрачно предрек Оттон. – А потом хлынет на Дунай всесокрушающей волной.
– Гунны так сильны? – нахмурился Руфин.
– С каждой победой они становятся все сильнее. Ибо поверженные племена переходят на их сторону.
– Может, это и к лучшему, – сделал неожиданный для рекса вывод патрикий.
– Почему?
– В мутной воде всегда проще ловить рыбу, – усмехнулся Руфин. – Я не спросил тебя о Придияре?
– Похоже, свою рыбу он уже отловил, – вздохнул Оттон. – Я не видел его со дня битвы у Днепра. Там полегло пятьдесят тысяч готов. Это наша плата за твою хорошую рыбалку, патрикий.
– Извини, рекс, – покачал головой Руфин. – Я неточно выразился. Остановить Баламбера мне не под силу, зато я готов использовать волну, поднятую им, чтобы сокрушить всех своих врагов. Не скрою, мне мешал Герман Амал, верный союзник Рима, но он ведь мешал и тебе, Оттон Балт. Теперь и у меня, и у тебя развязаны руки. Все еще только начинается, рекс, и никто не знает, какая судьба нас ждет.
По возвращении в стан готов Оттон узнал, что Герман Амал покончил с собой, бросившись грудью на меч. Весть была горькой, что ни говори, но сильно облегчила рексу задачу. Готы раскололись на две почти равные части: одни решили идти на поклон к Баламберу, другие, во главе с Оттоном Балтом, уходили в Русколанию. Тризна по верховному вождю Готии вышла даже более печальной, чем ей полагалось быть. Ибо хоронили Германа Амала на границе чужой земли, и огромный холм, насыпанный над его могилой, грозил стать памятником не только верховному вождю, но всем готам, изгнанным с обжитых мест.
– Не скрою от тебя, рекс Оттон, – сказал на прощанье Балту герул, – что не жажду с тобой новой встречи, ибо если она и состоится, то только на поле битвы. Расположение кагана Баламбера я смогу заслужить только в рядах его орды.
– Ты уже сделал свой выбор, Гул, – пожал плечами Оттон. – А что будет через месяц, год или два, знают только боги. Великая Готия умерла вместе с Германом Амалом. Свой долг перед верховным вождем мы с тобой выполнили до конца, и теперь каждый из нас вправе сам распорядиться собственной судьбой.
– Что передать от тебя княжичу Белореву? – спросил с усмешкой Гул.
– Скажи, что у Оттона Балта нет врага более ненавистного, чем он, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы снести ему голову.Глава 4 Русы Кия
В Русколании готов приняли даже лучше, чем рассчитывали вожди. Правда, земли им отвели на границе, но зато вдоволь. Во всяком случае, было где пасти уцелевший скот и возделывать пашню. Князь Коловрат выделил зерно, которого должно было хватить пришельцам до нового урожая, росомоны научили ставить дома на свой лад. Словом, кто захотел осесть на новой земле, тот осел. Сложнее было с мечниками, не знавшими иной работы, кроме ратной. Но здесь на помощь готским вождям пришел патрикий Руфин, выделивший для содержания дружин немалые деньги. Обласкал рексов и воевода Валия, видимо, в расчете на будущие услуги по защите Русколании от грядущего нашествия гуннов. Хотя не исключено, что у воеводы были на готских мечников и иные виды. На это намекнул Оттону патрикий Руфин. Дело в том, что князь Коловрат, коему недавно перевалило за шестьдесят, сильно прихварывал. И это не могло не тревожить старейшин русколанских родов. Венеды и руги видели преемником Коловрата княжича Лебедяна сына Милавы, а у росомонов был свой претендент – княжич Сержень сын Рады. Воеводе Валии удалось переманить на свою сторону часть венедских бояр, но руги были категорически против того, чтобы князем Русколании стал сын росомонки и сестричад воеводы Валии. Масла в разгорающийся пожар взаимных обид подливали и волхвы. Кудесники Перуна, Световида и Даджбога горой стояли за Лебедяна, а кудесник Велеса – за Серженя. Так что у готских вождей появилась возможность найти свое место в рядах противоборствующих сторон не без пользы для собственной мошны. Другое дело, что нарастающая вражда ничего хорошего не сулила ни русколанам, ни готам ввиду грядущего нашествия гуннов. Об этом Оттон Балт сказал боярину Гвидону, гостем которого он стал на правах старой дружбы, но тот в ответ лишь сокрушенно развел руками.
– Никто не хочет уступать, – вздохнул боярин, сильно возмужавший за минувшие годы. – И угораздило же княгинь родить Коловрату сыновей в один год, один день и один час. Правда, волхвы Белеса считают, что княжич Сержень был зачат все же раньше княжича Лебедяна, но у волхвов других венедский богов на сей счет имеется свое мнение.
Разговор этот происходил за пиршественным столом в загородной усадьбе боярина Гвидона, где кроме Оттона поселился еще и патрикий Руфин.
– Я бы на месте князя Коловрата назвал бы преемниками обоих сыновей, раз они в один день родились, пусть вместе и правят. В Римской империи сейчас два соправителя, почему бы в Русколании не быть двум князьям.
– Но ведь это раскол! – ужаснулся Гвидон. – Если у росомонов появится свой князь, то они отпадут от Голуни.
– А вы посадите над росомонами сына венедки Лебедяна, а над ругами и венедами сына росомонки Серженя, – прищурился на растерявшегося боярина Руфин.
Оттон захохотал, ему предложение хитроумного патрикия понравилось. Гвидон, после недолгого размышления, тоже кивнул:
– Я, пожалуй, передам твои слова отцу. Это не самый удачный выход из положения, но, по крайней мере, он удовлетворит многих, если не всех.
– А где невеста? – спросил Оттон. – Хотелось бы взглянуть на твою избранницу, боярин Гвидон.
Гвидон порозовел и, чтобы скрыть смущение, залпом осушил кубок с вином. Отвечать за него пришлось патрикию Руфину:
– Констанцию взяла под свое крыло княгиня Любава.
Оттону очень бы хотелось узнать, для чего Руфину и кудеснице Власте понадобилось выдавать дочь императора Констанция за русколанского боярина Гвидона, обладающего недюжинным магическим даром, но спрашивать об этом римского патрикия было бесполезно. Пока что Балту ясно стало только одно: этот брак настолько важен для Руфина, что для спасения невесты он рисковал головой. И не только своей, надо сказать.
Задерживаться надолго в Русколании Оттон не собирался. Свой долг перед Германарехом он выполнил, самое время возвращаться на Дунай, к своему племени, нежданно-негаданно обретшему свободу после крушения Великой Готии. Руфин, по большому счету, был прав: смерть Германа и Витимира Амалов развязывала вождям вестготов руки. О внуке верховного вождя, тринадцатилетнем Винитаре, можно было пока не думать. Его претензии на власть вряд ли будут поддержаны готскими вождями. Зато среди вестготов наверняка начнется борьба за первенство. А Оттон не единственный рекс в роду Балтов, и чтобы стать верховным вождем вестготов, ему придется много потрудиться. Впрочем, за власть в Вестготии будут бороться не только Балты. Наверняка вмешаются и другие вожди, причем не только вестготы, но и древинги. И одним из таких претендентов может стать Придияр Гаст, если он, конечно, уцелел после кровопролитной битвы. Обидно, конечно, видеть врага в старом и проверенном друге и родственнике, но тут уж ничего не поделаешь, коли даже единокровные братья не щадят друг друга в борьбе за власть. И пример тому у Оттона перед глазами здесь, в Русколании, где великий стол стал поводом для ссоры очень многих родных по крови людей. А ведь князь Коловрат еще жив и достаточно крепко держит в своих руках бразды правления. Зато его смерть обернется многими бедами для Русколании.
– А когда состоится свадебный обряд?
– Через семь дней, – сказал Гвидон и расплылся в ослепительной улыбке. Довольный вид боярина не оставлял сомнений в том, что красота невесты не оставила его равнодушным. Что ж, в таком случае Гвидона можно только поздравить, ибо далеко не каждый брак в этом мире вершится по любви.
– Если ты не будешь возражать, – усмехнулся Оттон, – то я останусь в Голуни до твоей свадьбы.
– Это честь для меня, рекс, – вежливо наклонил голову Гвидон. – Ты всегда будешь самым дорогим гостем в моем доме.
Боярин Гвидон был настолько любезен, что пригласил Оттона Балта не только на свадьбу, но и на предваряющие ее смотрины. Разумеется, и сам жених, и его родные уже успели познакомиться с невестой, но все участники обряда старательно делали вид, что видят прекрасную Констанцию в первый раз. А гостей на смотрины собралось столько, что даже обширный терем воеводы Валии с трудом их вместил. Терем воеводы располагался вблизи Торговой площади, неподалеку от детинца и, безусловно, был одним из лучших в столице Русколании. Пока Оттон разглядывал его расписанные яркими красками стены, ввели невесту князя Гвидона, закутанную в белое покрывало. Констанцию сопровождали три девушки с непокрытыми головами и величественная княгиня Любава, которой Оттон уже имел честь быть представленным. Гости, успевшие занять свои места за пиршественными столами, расставленными вдоль стен, с интересом наблюдали, как невеста восходит на небольшой помост, сооруженный, видимо, специально для этой цели. Помост был покрыт ослепительно белым ковром, скорее всего, парсской работы.
