вытеснившая готов из Крыма, теперь взялась за герулов, заселявших земли, граничившие с Боспорским царством. Таким образом гунны отрезали Германареху путь на юг, оставив ему только одну дорогу – на северо-восток.
– Твои земли далеко, рекс Оттон, – сказал вестготу Гул, оглядывая скопище повозок, забитых женщинами и детьми, – а мои здесь, под боком. Я всегда был верным союзником Германа Амала, памятуя о том, что готы и герулы родные братья, но сегодня я должен позаботиться о своем племени.
– Я тебя не сужу, рекс Гул, – спокойно отозвался Оттон. – Ты вправе сделать выбор и за себя, и за своих людей. Но сам я никогда не пойду на поклон к Баламберу и буду биться с гуннами до последнего вздоха. Балты склонили головы перед Амалами, но кланяться чужакам с востока я не намерен.
Со стороны рекса Гула было бы безумием бросать Германа Амала, не заручившись словом кагана Баламбера. Поэтому его герулы, коих в живых осталось всего несколько тысяч, не стали отделяться от готов, а продолжили путь, полный горя и слез. Рекс Гул отлично понимал, что переговоры с гуннами будут тем успешнее, чем больше готов он сумеет увести из стана Германа Амала, а потому не оставлял усилий, дабы склонить разумных людей к примирению с Баламбером. И его старания не пропали даром. Готы были оглушены поражением, их вера в Германа Амала сошла на нет. Да и сам верховный вождь, казалось, утратил не только волю к жизни, но и остатки разума. Говорили, что он молит по ночам Христа о победе над гуннами, но, видимо, богу ромеев нет дела до несчастных готов, обреченных на страдания и смерть. Дозорные докладывали, что часть гуннской орды следует за готами и словно бы ждет чего-то, возможно, очередного подарка богов. Выйдя к границам чужой земли, готы остановились. Оттон Балт отправился к русколанам с просьбой о помощи, а рекс Гул решил, что сейчас наступил самый подходящий момент, чтобы развернуть коня в другую сторону.
В гуннском стане вождя герулов ждали, во всяком случае, ему так показалось. Гула сразу же провели в шатер бека Буняка, который командовал двумя туменами, состоящими из угров и венедов. Конечно, сил у бека было явно недостаточно, чтобы наголову разгромить остатки готского войска, да, видимо, Баламбер и не ставил перед ним такой задачи. Судя по всему, каган нацелился на богатейшие города Боспорского царства, а судьба уцелевших готов его волновала мало.
В шатре кроме Буняка находился еще один человек, смутно знакомый Гулу. После недолгого замешательства рекс герулов все-таки опознал в нем антского княжича Белорева, сыгравшего немалую роль в трагических событиях, развернувшихся близ Таны семь лет тому назад. Кажется, именно Белорев лишил девственности Прекрасную Ладу во время мистерии, посвященной богу Яриле. Сафрак и епископ Вульфила обещали большую награду за его голову, но антскому княжичу удалось ускользнуть от их ищеек за Дон. Судя по всему, он преуспел в чужой земле, если каган доверил ему тумен в десять тысяч копий.
– Садись, рекс Гул, – кивнул на дальний край ковра бек Буняк. Сам угр вольготно раскинулся среди подушек. Для княжича Белорева, привыкшего, похоже, к обычаям степняков, сидение на ковре трудности не представляло. А вот вождь герулов никак не мог обрести себя в непривычной обстановке.
– Мне очень жаль, рекс, что ты слишком поздно понял, в чем твоя выгода, – притворно вздохнул Буняк. – Мог бы и себя сохранить, и свою землю уберечь от разгрома.
– Не все же отличаются дальновидностью, бек, – усмехнулся в седеющие усы Гул.
– Это ты меня имеешь в виду? – хищно прищурился на герула угр.
– Нет, меня, – поспешил на помощь слегка растерявшемуся Гулу княжич Белорев.
– Что ж, – кивнул Буняк, – у антских вождей хватило ума понять, где их выгода. И теперь князь Бус обласкан каганом Баламбером, а лучшие из антов стали вровень с нашими вождями.
– Я на дружбу кагана не претендую, – спокойно сказал рекс на Гул. – Разве что – на милость.
– Вот это правильно, – охотно согласился с ним Буняк. – Так что ты можешь нам предложить, рекс?
– Под рукой у Германа Амала сейчас сорок тысяч воинов, это вдвое больше, чем у тебя, бек. Более половины из них готовы признать власть кагана и служить ему.
– А остальные? – насторожился Буняк.
– Остальные уйдут в Русколанию, если, конечно, им удастся договориться с князем Коловратом.
– А как же Герман Амал? – спросил Белорев и голос его дрогнул.
– Пусть сам решает, – пожал плечами Гул.
– Нет, – покачал головой Буняк. – Ты отдашь нам Германареха, рекс, живым или мертвым, нам все равно. Я обещал кагану голову верховного вождя готов, и я сдержу слово.
– А если мы скажем «нет»?
– В этом случае тебе придется разделить судьбу русколанов, рекс, – усмехнулся Буняк, – а она будет незавидной. Как только Баламбер завершит войну на юге, он тут же повернет орду на север. Подумай о своих соплеменниках, Гул. Пока кагану не до герулов, но так будет не всегда. В конце концов, Герман Амал стар, он потерял все, что только можно потерять. Зачем ему жизнь?
– Готские вожди могут не согласиться.
– Это ваше право, Гул, – развел руками Буняк, словно бы снимая с себя ответственность. – Вы можете уйти, можете остаться. Но у оставшихся будет только один каган.
– Хорошо, – поднялся на ноги вождь герулов. – Все будет решено сегодня ночью. Завтра утром вы получите ответ.
Проводив глазами сутулую фигуру рекса Гула, бек с княжичем переглянулись. Буняк одним глотком осушил кубок, наполненный замечательным готским вином, и подмигнул анту:
– Кажется, нам повезло, княжич Белорев, и мы вновь одержим победу, не пролив и капли крови. Не знаю как тебе, но мне такая война нравится.
Рекс Гул, вернувшись в готский стан, не стал ничего объяснять вождям, наверное, потому, что знал ответ на не заданный пока еще вопрос. Он сразу же направился к шатру Амала и был беспрепятственно пропущен к верховному вождю мрачными охранниками. Германарех был бледен, но спокоен. На вошедшего герула он бросил беглый взгляд и равнодушно махнул рукой, приглашая гостя к столу. Гул сел напротив верховного вождя и принял из его рук наполненный до краев кубок.
– Договорился? – спросил Германарех, и в его голосе прозвучала чуть заметная насмешка.
Когда-то много лет назад этого человека звали Ингваром, но уже тогда многие видели в нем избранника богов, способного привести готов к победе. Однако дротты выжидали. Уж слишком властолюбивым казался им сын рекса Удо. Возможно, именно тогда юный Ингвар возненавидел жрецов, но отомстил он им уже на склоне лет, когда никто не сомневался, что Ингвар сын Удо истинный Герман или Ярман, вобравший в себя силу богов. Рекс Гул так и не понял, зачем Герман Амал отрекся от Одина, а теперь это было уже не важно.
– Я думал не только о себе, – спокойно отозвался Гул. – А ты проиграл, Ингвар Амал, и знаешь это не хуже меня. Ты перестал быть Германом- Ярманом, избранником богов. В твою избранность не верят уже ни готы, ни герулы, ни анты, ни русколаны. Ты изменил Одину и не заслужил любви Христа.
– Тебе нужна моя жизнь, рекс герулов? – строго глянул в его глаза гостю Германарех.
– Она нужна не мне, она нужна Баламберу.
– В таком случае возьми ее, – отвел глаза старик.
– Я бы предпочел, чтобы ты все сделал сам, – отвел глаза Гул.
– Нет, рекс, ты поможешь мне уйти из этого мира достойно, не уронив чести. Ты сам взвалил эту ношу себе на плечи. Пусть каждый из нас пройдет свою часть пути.
– Отошли охрану прочь, – сказал Гул, вставая на ноги.
– Хорошо, – кивнул старый Амал. – Я даю тебя право только на один удар. Надеюсь, твоя рука не дрогнет, рекс.Русколаны не стали чинить препятствий готам в продвижении по своей земле, хотя особой радости по поводу появления незваных гостей не выразили. Впрочем, Оттон Балт на теплую встречу и не рассчитывал. Слишком много крови было пролито в войнах между племенами, чтобы они вот так сразу воспылали друг к другу любовью. К тому же готы были изгоями, бежавшими с собственной земли, а такие люди хоть и вызывают сочувствие, но требовать к себе уважения уже не вправе. Справедливости ради следует сказать, что воевода Валия, встретивший Оттона Балта на границе, не укорил его ни одним словом, а о прежних обидах вспомнил только один раз.
– Мы примем всех, кроме Германа Амала, – просто сказал он. – И ты знаешь почему.
Оттон не стал спорить. Со стороны русколанов честнее было отказать в гостеприимстве верховному вождю готов, чем впустить его на свои земли, а потом казнить по воле своих богов. Уже по выходе из шатра воеводы Валии рекс Оттон вдруг столкнулся нос к носу с человеком, которого он никак не ожидал здесь встретить.
– Патрикий Руфин?! – воскликнул он удивленно.
– Рад тебя видеть живым и здоровым, рекс Оттон, – обнял за плечи старого знакомого римлянин.
Впрочем, в человеке, заросшем черной курчавой бородой, далеко не каждый признал бы молодого нотария, служившего когда-то императору Валенту. Оттон не видел патрикия восемь лет и был поражен произошедшими с ним переменами. Руфин ни одеждой, ни манерами не отличался от русколанов. У бедра его висел тяжелый меч, явно не римской работы.
– Подарок борусов Световлада, – пояснил он вестготу. – Работа ружских оружейников.
– А каким ветром тебя занесло к русколанам?
– Хочу устроить судьбу своей воспитанницы Констанции, – усмехнулся Руфин. – Подыскиваю ей жениха. Собственно, уже нашел.
– Констанция – это та маленькая девочка, дочь императора, которую мы вырвали в Риме из рук комита Федустия?
– У тебя хорошая память, рекс, – охотно подтвердил патрикий. – Теперь бутон распустился в прекрасную розу и требует тщательного ухода.
– И кто он, будущий обладатель этого сокровища?
– Боярин Гвидон.
–
