1Два старичка, промаявшись полночи,Пошли на кухню, чтоб попить чайку.Вдруг, после чая, лежа на бокуСомкнут на час недрёманые очи? Покуда он фильтрованной водойНаполнил чайник и зажег конфорку,Она зачем-то белую скатеркуДостала из-под полки выдвижной.Как будто гости… да и стол кухонный,И чай ночной какой-то незаконный,И все-таки поспать они должны…Но он пошел и натянул штаны.На скатерти уже стояли сушки,Ее стакан, его большая кружка,На блюдце пастила и полватрушки,Печенье, вроде шоколадной стружки,Две рюмки, полбутылки «Амарулы».И, чтобы зад не холодить от стула,Лежал на стуле шерстяной платок,Носить который уже вышел срок.Взглянув на стол, со сном простился тяжко,Поплелся в спальню и надел рубашку.Когда вернулся он на этот пир,Еще стояли масло, хлеб и сыр.Супруги, предрассветная пора,Две чашки «Липтона» из одного пакета,И телепередач в ту пору нету,И сна не будет, видно, до утра.И после рюмки белого ликераОн ей рассказывал про африканский фрукт,И что слоны его охотно жрут…Прилично для ночного разговора.С живейшим интересом в третий разОна прослушала его ночной рассказИ с легкой грустью пару раз вздохнула,Что никогда не ела амарулы.Как счастливы! Почти что пройден круг,Но мил и интересен им супруг,И в каждом взгляде, слове иль движеньеОни найдут любовь и наслажденье! 2Она решила, что настало времяЧуть-чуть покапать папочке на темя,И разговор от африканской темыСвернуть на наши местные проблемы.«Хотелось мне, чтоб мы на юбилейТатьяны Зуевой, моей подруги давней,Поверх конверта с тысячей рублейДобавили б презент оригинальный…»«Ты говорила, мама, но предмет…Поэзии ведь в этой дуре нет…Ее пороть бы, а не поздравлять…»И начал он свои стихи читать.«Наша жизнь неповторима,И не стоит повторять:С мужем, что ли, нелюбимымДвадцать восемь лет опять? С непонятною работойНе справляться много лет?Что ль в заштопанных колготахСнова есть дрянной обед? Обосравшись в сей юдоли,В кукиш склавши три перста,Попрошу о лучшей долеНезнакомого Христа.Совершенно перестроясьВ помутившихся мозгах,Проповедую про совесть,Про любовь и Божий страх…»Жена заметно огорчилась тут:От них всего лишь милой шутки ждут,О пустяке ведь только попросила,И ни к чему такая злость и сила!И, главное, за что? Простая баба,Не хуже и не лучше остальных.Не сильно надорвался бы, когда быОн написал простой, обычный стих! «Как ты жесток! Откуда столько злости?Ведь собираемся мы к этим людям в гости! Конечно, мы читать не станем им,Но с настроеньем можно ли таким?!»3«Не бойся, мама, не грусти напрасно!Я напишу для Зуевой твоей:«Ты, Таня, работяща и прекрасна»И зарифмую «юбилей – налей».Писать стихи – веселая работа!Писать для дуры – непосильный труд:Ты пишешь поздравительное что-то,А из тебя насмешки злые прут!Ведь нам, считай, в обмен на наши годы,Дана своя, особенная стать:Мы обладаем чудною свободойНи по какому поводу не врать,Не льстить себе, не падать на колени,О тайном, непонятном не тужить,Чтоб нам десятилетья мерзкой лениНе выдавали за святую жизнь».«Нельзя судить так строго и беспечноЛюдей, что с нами рядом столько лет!Не ангелы они, увы, конечно,Но и у нас такого права нет.Не так уж много подлинных злодеев,Но больше павших в жизненной борьбе.Ведь это все же, папочка, Рассея,Неужто нужно объяснять тебе?Ты хочешь гнев обрушить благородныйНа чью-то виноватую главу?А жертва кто? Космополит безродный,Крестьянин с животиною в хлеву,Профессор с унизительной зарплатой,И жители несчастных наших сел…Они, по-твоему, что ли виноваты? Какой же, все ж ты, папочка, осел!»Чтоб этот спор не стал партийным спором,Пустяк не обернулся бы грозой,Вновь выпили по рюмочке ликераИ закусили сыром «со слезой».Белело небо – то от ТЭЦ далекойДовольно быстро плыли облака.Через тройные стекла еврооконПросачивался гром грузовика.Метро под полом снова стало слышно.По потолку забегала малышка.Жена пошла и погасила свет.День начался. Все – ночи больше нет.4Мои герои все-таки собрались,Отправились на Танькин сабантуй,Одно лишь муж условие поставил:В обратный путь чтоб мамочку – за руль.Вручив конверт и пожелав здоровья,Они уселись на диван в углу,Вступили в хор обычного злословьяИ дождались – позвали всех к столу.Стол собран был не то что неумело,Не то что скромно, но совсем не так…Иль школьница взялась за это дело,Или замшелый старый холостяк.Салат готовый, рядом с ним медузаСо спаржею, корейская еда,Но русское ее не примет пузо —Переварить не сможет никогда.Морковка (в том же куплена отделе),Икорка, бедной роскоши каре,Скотч-виски, как медаль на голом теле,И курица с картофельным пюре.(Не первый раз я в небольшом рассказеПишу о том, что было на столе,Мне б о еде, как будто о проказе, Не поминать, при нашей толщине… Люблю я стол накрыть, зажарить утку,С антоновкой, с капустой покислей…Но это я отвлекся на минутку,Вернемся-ка на Танин юбилей.) Вот Танин муж, уже слегка поддатый:«Прости, – сказал, – коль в чем-то виноваты.Но я и дети, кажется, вполне…Ик… создаем условия жене».Одобрили: «Он за нее – горой!»И тотчас же налили по второй.Родителей, не чокаясь, почтили.Чуть закусили и опять налили.Тянулась эта зауряд-пирушкаВ обычном темпе, мягко, без проблем,Но встала именинница Танюшка —Шаг от стола, и поклонилась всем.5Сломалась в поясе, как будто в старой пьесе,Упала на линолеум коса,Все гости сразу замерли на месте:Поклоны в пояс, вот так чудеса!«Дорогие гости,Добрый муженек,Миленькие детки,Наступил мой срок.Я всю жизнь стараласьПоходить на всех,Но не получалось,Будто бы на грех.Скучно на работе,Грустно мне в семье,И в лесу, и в полеНеуютно мне.Видно, для другогоБогом создана,Не могу быть с
