- Застенчивый... Знаем мы их застенчивость!
{01221}
Глаза отводит. Подожди, я его сейчас пришлю сюда. Покончи с ним, матушка! Нечего церемониться... Пора. Изволь-ка, матушка, того... Не молоденькая... Фокусы, небось, все уже знаешь! Papa исчез. Минут через десять, робко пробираясь кустами сирени, показался художник. - Вы меня звали? - спросил он Лелю. - Звала. Подойдите сюда! Полно вам меня бегать! Садитесь! Художник тихохонько подошел к Леле и тихохонько сел на краешек скамьи. 'Какой он хорошенький в темноте!' - подумала Леля и, обратясь к нему, сказала: - Расскажите-ка что-нибудь! Отчего вы такой скрытный, Федор Пантелеич? Отчего вы всё молчите? Отчего вы никогда не откроете предо мной свою душу? Чем я заслужила у вас такое недоверие? Мне обидно, право... Можно подумать, что мы с вами не друзья... Начинайте же говорить! Художник откашлялся, прерывисто вздохнул и сказал: - Мне вам многое нужно сказать, очень многое! - В чем же дело стало? - Боюсь, чтоб вы не обиделись. Елена Тимофеевна, вы не обидитесь? Леля захихикала. 'Настала минута! - подумала она. - Как дрожит! Как он дрожит! Поймался, голубчик?' У Лели самой затряслись поджилки. Ее охватил столь любезный каждому романисту трепет. 'Минут через десять начнутся объятия, поцелуи, клятвы... Ах!' - замечтала она и, чтобы подлить масла в огонь, своим обнаженным горячим локтем коснулась художника. - Ну? В чем же дело? - спросила она. - Я не такая недотрога, как вы думаете... (Пауза.) Говорите же!.. (Пауза.) Скорей!! - Видите ли... Я, Елена Тимофеевна, ничего в жизни так не люблю, как художество... искусство, так сказать. Товарищи находят, что у меня талант и что из меня выйдет неплохой художник... - О, это наверное! Sans doute!
{01222}
- Ну, да... Так вот... Люблю я свое искусство... Значит... Я предпочитаю жанр, Елена Тимофеевна! Искусство... Искусство, знаете ли... Чудная ночь! - Да, редкая ночь!- сказала Леля и, извиваясь змеей, съежилась в шали и полузакрыла глаза. (Молодцы женщины по части амурных деталей, страсть, какие молодцы!) - Я, знаете ли, - продолжал Ногтев, ломая свои белые пальцы, - давно уже собирался поговорить с вами, да всё... боялся. Думал, что вы рассердитесь... Но вы, если поймете меня, то... не рассердитесь. Вы тоже любите искусство! - О... Ну да... Как же! Искусство ведь! - Елена Тимофеевна! Вы знаете, зачем я здесь? Вы не можете догадаться? Леля сильно сконфузилась и, якобы нечаянно, положила свою руку на его локоть... - Это правда, - продолжал, помолчав, Ногтев. - Есть между художниками свиньи... Это правда... Они ни в грош не ставят женскую стыдливость... Но ведь я... я ведь не такой! У меня есть чувство деликатности. Женская стыдливость есть такая... такая стыдливость, которой неглижировать нельзя! 'Для чего он говорит мне это?' - подумала Леля и спрятала в шаль свои локти. - Я не похож на тех... Для меня женщина - святыня! Так что вам бояться нечего... Я не такой, я такой, что не позволю себе чепуху выделывать... Елена Тимофеевна! Вы позволите? Да выслушайте, я, ей-богу, ведь искренно, потому что я не для себя, а для искусства! У меня на первом плане искусство, а не удовлетворение скотских инстинктов! Ногтев схватил ее за руку. Она подалась чуточку в его сторону. - Елена Тимофеевна! Ангел мой! Счастье мое! - Н... ну? - Можно вас попросить? Леля захихикала. Губы ее уже сложились для первого поцелуя. - Можно вас попросить? Умоляю! Ей-богу, для искусства! Вы мне так понравились, так понравились! Вы та, которую именно мне и нужно! К чёрту других! Елена Тимофеевна! Друг мой! Будьте моей...
{01223}
Леля вытянулась, готовая пасть в объятия. Сердце ее застучало. - Будьте моей... Художник схватил ее за другую руку. Она покорно
