черновая работа нравится? Да не смешите мои тапочки! Черный труд не любит никто. Даже чернорабочие.
А ведь мы взяли для примера простого исполнителя! Композитору же, как догадываетесь, приходится этой черной работы делать намного больше.
Но когда разговор о других профессиях, вы – да, согласны, что в каждой есть немало неприятных «черных» или черновых дел, которые делать не хочется, но, увы, надо. И только вот литературу делать надо тогда, когда «пишется»!
Бред. Во-первых, всегда есть возможность править, для этого вовсе не требуется вдохновение.
Во-вторых, когда правите, возникают варианты, как переделать весь абзац, чтобы звучал ярче, а то и весь эпизод. Сделайте это, не пожалеете!
В-третьих, в процессе писания новые яркие идеи и темы возникают гораздо чаще, чем на прогулке, в баре или на вечеринке. Хотя и там возникают.
В-четвертых, надо приучать себя к систематической работе. А литературный труд – тоже работа.
«Ни дня – без строчки», м.б., и перебор, однако приучить себя к систематической работе нужно обязательно. Без нее нет писателя.
Дураки, графоманы и снобы с чрезмерно завышенным самомнением любят произносить: «А я так вижу!» В этой фразе есть нечто глубоко хамское, оскорбляющее тех, для кого предназначена. А мне, к примеру, как любому нормальному, здоровому человеку со здоровой психикой, глубоко наплевать, как и что он видит. Мне нужно, чтобы это увидел я – читатель или зритель! Чтобы увидел ярко, образно, чтобы меня впечатлило, чтобы я разрыдался, рассмеялся, сопереживал и таким образом окатарсился, очистился, возвысился.
А он, видите ли, так видит! Да пошел ты, козел… Прошло то время, когда всякий грамотный был чудом, а на пишущего рассказы или романы смотрели, как на отмеченного Богом, над которым летают музы, а под ним скачет крылатый конь. Сейчас время профессионалов, которые УМЕЮТ.
Время любителей, которые «вот так видят», прошло и никогда не вернется, разве что после всепланетной ядерной войны наступит новый каменный век.
«А я так вижу» заранее отвергает всякую возможность критики, улучшения, исправления. «А я так вижу» подразумевает, что все вы – тупой скот, ни хрена не понимаете в высоком искусстве. «А я так вижу» – это полный тупик в наше время, никогда не произносите эту фразу, забудьте о ней, забудьте вообще о том, что вы видите сами, а рисуйте то, что должен увидеть читающий ваше произведение.
Читатель – ваша мишень. Вы должны воздействовать на него, именно на него, а для этого должны сперва понять, как видит мир он, а потом уже стараться раскачать его видение и заставить его посмотреть на вещи и события так, как хотите вы.
Помню, были дискуссии о возможности «бесконфликтной» литературы. Не знаю, что такое бесконфликтная, но, по-моему, ее вообще нет и быть не может. Даже в мирных зарисовках природы и жизни бабочек присутствует конфликт: то ли с нашим восприятием природы, а его нужно переломить и заставить нас смотреть на природу иначе, то ли на примере травки и бабочек что-то объяснить конфликтное из нашей жизни, как на примере пестиков и тычинок показать примитивность (или мудрую сложность) нашего секса и перейти к тому, почему геев надо на виселицу.
Нет конфликта, нет и драмы. Противник может быть на сцене и вне ее, за кулисами, но он непременно присутствует в драме. Это определение принадлежит Бернарду Шоу, но оно распространяется и на всю литературу.
Конфликт заложен вообще в самой основе жизни. Конфликт начинается у человека еще в утробе, длится всю жизнь, но хомо не одинок: в конфликте с окружением каждое растение, каждая букашка, без конфликта только смерть, да и то… гм… никто еще это не подтвердил. Может быть, конфликт и Там, а литература, как отражение жизни, не может обходиться без изображения конфликта.
Так что, если вы придумали красивую тему, идею, образы и уже отчетливо видите скачущих рыцарей и машущих им из окон башен белыми платочками красивых дур, видите отчетливо, даже потрогать можете, в этом все мы хохлы, все же не спешите переносить это на бумагу или в файл, пока не придумаете и не продумаете саму суть конфликта. Т.е. кто за что будет давить за горло Дездемону, бросать огрызки яблок вслед славному рыцарю Дон Кихоту, конфликт с кем или с чем бросит полную телом Каренину под колеса электрички.
Если нет конфликта или же он жидковат, притянут за уши, неубедителен и прочее, то читающий чувствует себя обманутым и, как после крутейшего боевика с множеством разбитых и взорванных автомобилей, пожимает плечами: а из-за чего вся эта бодяга? Фигня какая-то…
Т.е. никакие страсти, крики, слезы, страсти-мордасти и падающие в пропасть автомобили с вопящими блондинками не спасут произведение, если в нем нет достоверного конфликта.
Помню, в детстве поразила ироническая фраза про коммунизм: «Он полагал, что при коммунизме только нажмет кнопку, и жареная курица в рот влетит!» И хотя понятно, что никакая курица в рот не влезет, раздерет, а если и влезет, то человек задохнется, но это абсурдное по логике преувеличение придает ту самую необходимую литературному произведению образность, которая и дает шанс остаться в Литературе.
Но, повторяю, не занимайтесь образностью специально, нарочито до тех пор, пока не пройдете предыдущие ступеньки. Ну хотя бы выловите простейшие баги, мусорные слова и пр. А то несколько нелепа ваша метафора рядом с «согласно кивнул головой»! В этом случае выглядит попросту краденой.
Когда я вижу «Она наморщила свой узенький лобик» в произведении современного молодого и весьма плодовитого автора, мне даже не надо вспоминать, что это фраза из рассказа Чехова «Мечты», я просто понимаю, что она уворованная (вы это можете проверить простейшим «поиском»), как и еще очень многое в произведениях этого автора, потому что вся остальная ткань за исключением таких же украденных кусочков – на уровне дошкольника.
На классиков ссылаться не стоит: они шли ощупью по неизведанному. Во времена Пушкина рифма «очи – ночи» и «любовь – кровь» была новой, это сейчас за них в шею из любой редакции. Бунин убирал свои «согласно кивнул головой» интуитивно, и если они еще и встречаются по его многотомникам, то в меньшем количестве, чем у современного Васи Пупыркина, который уже обязан знать и выполнять необходимую прополку начального уровня.
Подождем с метафорами. Сперва – школьный курс! Все десять классов. После каждого – экзамен.
Ежедневно слышу стенания, что авторов заставляют отказываться от каких-то идей в произведениях, перекраивают им сюжеты, заставляют вставлять голых баб-с с пистолетами и пр., пр.
Чушь какая-то. Никто никого не заставляет, не выкручивает руки, не тащит на Лубянку, не разбивает при допросах молотком пальцы и не ссылает в пермские лагеря. Даже не запрещает уходить со своей непринятой рукописью в другое издательство. А их теперь масса.
Сошлюсь на собственный пример не из такого уж обожания себя, любимого, а потому что живу в это время и ссылки на судьбы моих романов уместнее, чем на Пушкина, который жил в эпоху карет, кремниевых пистолетов и неграмотной России. Итак, я закончил в 1994 году роман «Ярость». Тогда я сотрудничал с «Центрполиграфом», все было хорошо, но когда они прочли этот роман, то отказались наотрез. Что делать, понес по издательствам. Реакция была единодушной: ни за что!.. Отовсюду. Ну, «отовсюду» это значит, что обошел, вернее, Лилия обошла десяток наиболее крупных, там прочли, ужаснулись и отвергли. Дошло до
