головокружительно быстро: вот 'Фау-1' жмется к земле до самого конца взлетно-посадочной, затем пытается обогнуть небольшой холм - нам еще видно, как он чиркает брюхом, задевая верхушки деревьев, прежде чем скрыться за гребнем. Секунду спустя два высоких столба дыма рассеивают всякие сомнения...
Я бросился к вездеходу вместе с двумя санитарами, и мы помчались напрямик, через поля, к месту падения. Обломки были заметны издали, одно крыло - здесь, другое - там... Посередине валялся корпус, по счастью не загоревшийся. Метрах в десяти мы нашли пилота, он лежал почти без движения. Очевидно, в последний момент он сумел отсоединить плексигласовый колпак и был выброшен из кабины при ударе. Расспросить его не было никакой возможности, и я отправил его в госпиталь. Мы пытались хоть что-нибудь понять, рассматривая борозды, оставленные аппаратом в рыхлой почве. Вероятно, в последний момент пилот решил сесть на это вспаханное поле. Но зачем?
Технологи потеряли уйму времени, сопоставляя и скрупулезно перебирая малейшие детали, но не нашли ничего, что дало бы нам ключ к разгадке.
На следующий день мы решили снова попытать счастья. Но увы, второй полет оказался точным повторением первого: 'Фау-1' отделился от самолета-носителя, описал несколько кругов, затем зашел на посадку и, не касаясь дорожки, врезался в землю почти на том же месте. И вновь летчик был ранен, и мы опять терялись в догадках. Ханна Райч едва сдерживала слезы. Было очевидно, что после этого двойного фиаско техслужбы запретят всякие испытания, по крайней мере, на какое-то время. Через день оба пилота уже пришли в себя и смогли отвечать на вопросы, но единственное, чего мы от них добились, это не слишком понятное описание каких-то вибраций в рычаге управления. Во всяком случае у нас так и не появилось мало-мальски приемлемой версии этих аварий.
Несколько дней спустя ко мне вдруг явилась неожиданная делегация: Ханна Райч и два инженера, один из них контролировал сооружение стендовых образцов, другой был из министерства военной авиации. К моему великому изумлению - я скорее ожидал услышать, что моя идея окончательно отнесена к разряду несуразностей, - Ханна заявила, что она, кажется, нашла причину обеих катастроф. Запросив в центральном бюро отдела кадров личные дела обоих пилотов, она обнаружила, что ни тому, ни другому еще не приходилось управлять высокоскоростными машинами. Не подлежит сомнению, что требуется весьма значительный опыт, чтобы пилотировать такой мини-самолет на таких скоростях. Ханна Райч и оба инженера были совершенно убеждены, что министерство напрасно отнесло двойную неудачу за счет недостатков конструкции. Они готовы были доказать мне это хоть сию минуту, благо за это время на свет появилось еще несколько новых машин. Да, это было заманчивое предложение, но ведь нам запретили строго-настрого все эксперименты! Я слишком хорошо знал, что министерство не отменит свой приказ. Но Ханна уже так увлеклась нашим проектом, что официальный запрет для нее ничего не значил: лишь бы я дал свое согласие. Я не знал что делать.
- Послушай, Ханна, - заметил я, - если вдруг с тобой что-нибудь случится, фюрер собственноручно снимет мне голову с плеч.
Но они настаивали с таким жаром, что я готов был сдаться. Ханна великолепно использовала слабости моей обороны, взывая к моему чувству долга и цитируя старинную армейскую поговорку о том, что настоящий солдат должен уметь в случае необходимости нарушить полученный приказ. В конце концов я уступил, хотя и неохотно. Начальника аэродрома мы решили 'взять на пушку', сказав, что министерство разрешило нам продолжить испытания.
Когда на следующий день за Ханной закрылся прозрачный купол, мне показалось, что мое сердце не выдержит. Но на этот раз все шло как по маслу. Как только 'Фау-1' отделился от самолета-носителя, Ханна сделала несколько кокетливых виражей и на бешеной скорости зашла на посадочный полосу. Я почувствовал, как холодный пот бежит вдоль позвоночника, - машина коснулась земли, и больше уже ничего невозможно было разглядеть за облаком пыли, прокатившимся до конца посадочной. Мы бросились вперед, и, когда подбежали к самолету, к нам на руки соскочила улыбающаяся Ханна.
- Это и впрямь сногсшибательно! - Она явно была довольна.
Потом настал черед обоих наших инженеров опробовать собственное детище. Все трое в сумме сделали двадцать вылетов и двадцать раз приземлились, даже не оцарапавшись! Никто больше не сомневался - и идея, и ее воплощение были безупречны.
Фельдмаршал Мильх побледнел, как полотно, слушая вечером мой рапорт.
- Благодарите судьбу за то, что вас не поставили к стенке, - объявил он в конце концов трагическим тоном. По счастью, его мрачное замечание не стало пророчеством.
Я добился от него разрешения продолжить наши труды и начать обучение пилотов. На следующий день в наших мастерских закипела работа. Для начала нужно было сделать еще несколько образцов для испытаний, затем двухместные модели для курсов пилотажа и только потом приступить к выпуску боевых машин. Тем временем я подобрал из своих ребят человек тридцать опытных пилотов, и еще шестьдесят добровольцев предоставила нам люфтваффе они должны были явиться со дня на день. Мы наконец могли работать в полную силу.
Я запросил у службы снабжения министерства военной авиации по пять кубометров топлива для каждого пилота. Увы, это последнее препятствие оказалось самым трудным. Проходила неделя за неделей, мы получили сначала десять кубометров горючего, потом еще пятнадцать, но заказы наши так и не были выполнены. Я стоптал каблуки, бегая по бесконечным приемным, но получал лишь туманные обещания либо откровенные отказы. Осенью 1944 года я бросил свою безумную затею. Увы, наши конструкторские разработки и тактические расчеты оказались напрасными. Мы надеялись довести 'Фау-1' до ума - он погиб под прахом неосуществленных идей. По крайней мере со мной остались ребята-добровольцы из люфтваффе, и я должен сказать, что они хоть и были 'нелетным составом', но исполняли свои обязанности до конца.
Когда началась зима, мне довелось еще раз не то чтобы заниматься самими 'Фау-1', а скорее обсуждать возможности, которые открыло бы их применение. Я был вызван в штаб-квартиру Гиммлера, чтобы уточнить некоторые детали нашей деятельности в ходе предстоящего наступления в Арденнах, а также доложить о работах в области секретного оружия. Когда я упомянул о возможности запуска 'Фау-1' с подводных лодок - мы занимались этим в последнее время, - Гиммлер вдруг встал и, подойдя к огромной карте мира, висевшей возле его рабочего стола, стал внимательно изучать ее.
- Стало быть, мы могли бы разгромить Нью-Йорк нашими ракетами? осведомился он.
- Несомненно, по крайней мере теоретически. Если наши инженеры смогут создать пусковую установку, которую легко, а главное, быстро можно было бы разместить на борту базовой субмарины...
Гиммлер, порывистый как всегда, прервал меня на половине фразы:
- Я тотчас же доложу об этом фюреру и гросс-адмиралу Дёницу; необходимо как можно скорее подготовить бомбардировку Нью-Йорка нашими 'Фау-1'. Что касается вас, Скорцени, я прошу вас всеми силами ускорить работу технических служб, чтобы размещение 'Фау-1' на подводных лодках было произведено максимально быстро.
Сказать по правде, я отнюдь не разделял такого энтузиазма. Рейхсфюрер СС, по моему мнению, не вполне ясно отдавал себе отчет в истинном положении вещей. С другой стороны, меня интересовало, что думают на сей счет начальник РСХА Кальтенбруннер и мой бывший шеф Шелленберг, ставший после опалы адмирала Канариса главным хозяином всех спецслужб Германии, - оба они присутствовали при нашей беседе. Но первый упорно отмалчивался, а второй лишь одобрительно кивал, причем не только когда Гиммлер мог его видеть, но и когда тот поворачивался к нему спиной. Я знал, что он никогда не рискует высказывать твердое мнение, не ознакомившись с точкой зрения своего босса. Он скромно называл этот недостаток решительности 'дипломатичностью', зато был застрахован от ошибок. Что ж, тем хуже; если эти господа боятся себя скомпрометировать, придется мне рубить сплеча:
- Считаю своим долгом обратить ваше внимание, рейхсфюрер, на пока еще неудовлетворительную точность наведения 'Фау-1'. Как вам известно, положение управляющих рулей устанавливается непосредственно перед пуском, и изменение курса в процессе полета невозможно. Сейчас вероятный разброс составляет около восьми километров, то есть снаряд должен упасть в пределах этой окружности. Радиус увеличивается еще больше, если 'Фау-1' запускается с самолета-носителя типа 'Хейнкеля-111', который мы применяем, например, для бомбардировки Англии с наших авиабаз в Голландии. Разброс, несомненно, станет на порядок больше, когда мы будем использовать подводные лодки: мало того, что пока
