отхлебывая очередную порцию вина. – Возможно, самым великим из всех! Это не нравилось святошам, которые называли себя моими собратьями по вере и завидовали моему сану. И однажды они ополчились против меня. Они хотели сжечь мои книги, мои снадобья, да и меня самого заодно. Но они не знали самого главного: в одной из древних рукописей я нашел заклинание, открывающее кратчайший путь в иные земли. Мне пришлось твердить его три дня кряду, не двигаясь с места и не умолкая ни на мгновение, но в конце концов мне удалось открыть Дверь во Тьму! Оказалось, что уйти туда, где нет этих невежественных скотов – проще, чем их убить. И я ушел. Тогда я еще не знал, куда иду. Вполне могло случиться, что Дверь ведет прямехонько в преисподнюю. Но мне повезло – оказалось, что она вела в Землю Обетованную! Потом я еще несколько раз открывал Дверь для своих товарищей, а после здесь начали появляться незнакомцы, родившиеся на свет через много лет после моего ухода… Видишь ли, пергамент с заклинаниями остался на земле и прошел через великое множество рук. Думаю, в конце концов его все-таки уничтожили: по крайней мере, здесь уже давно никто не появлялся… А поначалу они приходили один за другим, чуть ли не каждый год. Некоторым из них удавалось совершить чудо, но чаще всего я был вынужден приходить им на помощь… Вот Гальту и Бэтэнбальду, например, не повезло: они заблудились во тьме, бестолковые, а когда я нашел их там, мне удалось забрать из тьмы только одно тело. С тех пор они так и живут…
– Да уж, ты мог бы постараться получше, Конм! – тут же буркнула одна из голов.
– Не гневи провидение, Бэтэнбальд! Если бы не Конм, нас бы уже давно не было среди живых, – тут же вмешалась вторая голова.
Я залпом допил сибельтуунгское вино и решительно потянулся за новой порцией: мне чертовски понравилось тепло, разлившееся по телу, и веселое спокойствие, которое оно принесло. Дурак, это пройдет не позже, чем к завтрашнему утру, и тебе станет еще хуже! – честно предупредил меня маленький мудрец, обитающий в одном из закоулков моей души. Без тебя знаю. Плевать! До завтра еще дожить надо… – Мрачным хором огрызнулись все прочие составляющие моей непомерно замысловатой личности. Я подумал, что это ужасно похоже на непрекращающийся спор голов Гальта- Бэтэнбальда и улыбнулся. Улыбка получилась не вымученная, а совершенно искренняя, к моему величайшему изумлению.
– Вот так, Маггот! – горделиво резюмировал Таонкрахт. – Я искал способ скрыться от инквизиции, а нашел нечто гораздо большее: эту чудесную землю…
На сей раз я действительно подавился и позорно закашлялся, выплевывая крошки какой-то неизвестной вкуснятины растительного происхождения, которую только что машинально потянул в рот.
– От кого ты хотел скрыться? Повтори! – Потребовал я.
– От инквизиции, – послушно повторил Таонкрахт. – А чему ты удивляешься? Так называли себя святоши, которым были ненавистны обладатели чудесных знаний…
– Да, я так и понял, – машинально согласился я. У меня голова кругом шла – не то от сибельтуунгского сиреневого, не то от удивительных открытий. Оказывается, Таонкрахт был моим земляком, мы с ним издали свой первый крик под одним и тем же небом – кто бы мог подумать! Правда, по моим расчетам, он должен был родиться лет на семьсот раньше меня, если не больше… В мне вяло зашевелилось мое знаменитое любопытство и захотелось расспросить Таонкрахта поподробнее, но мысли путались, и я никак не мог сформулировать хороший вопрос, так что вместо этого я снова приложился к своей посудине. Таонкрахт расторопно подлил мне еще немного, а потом предложил:
– Попробуй халндойнское оранжевое, Маггот. Думаю, тебе понравится.
– Понравится, наверное, – обреченно согласился я. – Давай свое оранжевое.
Некоторое время я сосредоточенно накачивался вином: мне очень понравился веселенький сумбур в голове, и я искренне надеялся, что после еще нескольких порций он сменится полным анабиозом – ха, я был готов заплатить любую цену за невероятную возможность какое-то время вообще ничего не соображать!
– Ой, а чего вы тут сидите? – жизнерадостно спросил звонкий женский голос. В зал вошла крупная высокая женщина с роскошной рыжей шевелюрой. Ее толстощекое лицо показалось мне образцом добродушия и жизнерадостности. Умом, впрочем, эта милая дама явно не отличалась: ее маленький ротик был приоткрыт, как у аквариумной рыбки, а круглые глаза казались двумя блестящими голубыми бусинами.
– Пьете вино? – Приветливо спросила она. – Вот и молодцы! Но ведь вино нужно пить вечером. А днем нужно обедать. Разве уже вечер?
– Вечер, вечер, – хмуро кивнул Таонкрахт, – можно сказать, уже ночь, так что ступай спать, дорогая!
– Ой, правда что ли ночь? А почему еще светло? – простодушно удивилась она.
– Потому что вот такая хреновая ночь! – Встрял я.
– Вот как! – искренне огорчилась она. – Ой, тогда я лучше и вправду пойду спать…
– Вот и ступай, – нетерпеливо сказал Таонкрахт.
– А это и есть твой демон? – с опасливым любопытством спросила она, указывая на меня.
– Ага, – ухмыльнулся я, – я самый, кто же еще!
– А на вид совсем мальчик – как какой-нибудь юный шархи! – умилилась рыжая. – Ой, Конм, а давай его женим! У Наоргалей как раз дочка подросла, а не понравится она – другую найдем… Глядишь, поживет, как человек, и остепенится, а то такой славный мальчик – и почему-то демон!
Я расхохотался, уронив голову на руки. Такой славный мальчик – и почему- то демон – да уж, лучше и не скажешь!
– Не гневайся на мою жену, Маггот, – нерешительно заступился за нее Таонкрахт, – она дура дурой, но добрая женщина.
– Да и я не гневаюсь, – хмыкнул я.
– Ступай спать, Росрогниа, пока беду не накликала, – сурово велел жене Таонкрахт.
– Да иду уже, иду, – она отобрала у него посудину с вином, одним глотком выдула ее содержимое, небрежно зашвырнула опустевший сосуд в дальний угол зала, громко заржала – такой хриплый раскатистый хохот удается не всякому пьяному боцману! – и неторопливо пошла к выходу, плавно покачивая бедрами.
– Росрогниа – улльская княжна, – пояснил мне Таонкрахт, – во всяком случае, ее дед был улльским военачальником, или что-то в этом роде… У них там свои обычаи.
Гальт и Бэтэнбальд дружно захохотали, словно услышали хорошую шутку. Впрочем, вполне возможно, так оно и было: я-то не знал, какие там обычаи у земляков этой рыжеволосой толстушки.
Я последовательно осуществлял свой незамысловатый план: напивался. Кажется, еще ни одно дело в своей жизни я не доводил до конца с такой яростной одержимостью. В какой- то момент я обнаружил, что уже поглощаю розовую жидкость с резким запахом парфюма – ту самую, с которой начал сегодня свое утро мой приятель Таонкрахт.
– Это вино хоть и местное, с болотных виноградников, но тоже ничего, – одобрительно прокомментировал гостеприимный хозяин.
– Только башка после него с утра трещит, как после удара моргенштерном, – неожиданно посетовал двухголовый. Его жалоба вызвала у меня приступ гомерического хохота, и я долго уточнял, с трудом поворачивая непослушный язык: а какая именно башка – правая, или левая? Почему-то двухголовый не обиделся – впрочем, возможно он просто не разобрал, что я там бормочу…
Потом творилось нечто невообразимое – я уже почти не осознавал происходящее, только некоторые фрагменты реальности почему-то привлекали мое внимание. Помню, что
