– Заткнись!!! – проорал Феликс Григорьевич.
– А, так ты меня испугался! – догадался Пашка.
Феликс вдруг потряс головой, как бодливый баран, вытащил изо рта челюсть, достал правый глаз и отстегнул ухо.
– У-у! – взмыл под потолок Горазон, чувствуя, что от страха готов сигануть в другую галактику. – Ты кто, фраер разборный?! – спросил он с потолка.
– Глаз в Великую Отечественную потерял, ухо любовница отрезала, а зубы жизнь забрала, жрал много, – задрав голову, пояснил Феликс.
– Круто, – признал Пашка, не рискуя спуститься. – Круче триллера.
– Что ты, какой там триллер! Тебя можно потрогать?
– Все телесные контакты потом, Феля. Сначала ответь на пару вопросов.
– А ты кто?
– Арнольд Шварцнеггер! Ты что, меня не узнал?!
– Память, – постучал себя по лбу Феликс.
– Так отстегни её и выбрось! – разозлился Пашка, кивнув на склад запчастей на капоте машины. – Я – Павел Горазон! Великий актёр современности! Был, – на всякий случай добавил он.
– А я думаю, Горазон, что ли? – обрадовался старик. – Шварц-то, он покрупней будет.
Пашка очень обиделся на «покрупней», но промолчал. Он уселся на крышу джипа и побарабанил пальцами по металлу.
– Так ты, Пашка, помер, вроде… – пробормотал Феликс.
– Я призрак!
– А я фараон египетский! – захохотал старик и быстро вставил все свои запчасти на место.
Пашка совсем обиделся, забыл вопросы и расхотел их задавать. Мало того, что его не испугались, а напугали самого, так ещё и не узнали, намекнув на мелковатость по сравнению со Шварцнеггером.
– А я тут убийц Горазона мочу, – похвастался Феликс. – Вот, одного уже оприходовал, – указал он на тюк в углу.
Пашка подлетел к тюку и внимательно осмотрел его. Это оказался связанный Георгий Георгиевич. Во рту у Гошина торчал кляп, глаза были закрыты, а голова безвольно свисала набок.
– Жив? – кивнул Пашка на Гошина.
– Дышал, – неопределённо ответил Феликс и заговорщицки подмигнул Пашке. – Чем больше я таких цуциков наловлю, тем больше у меня шансов стать наследником Иды!
– Это ещё почему?
– Сестрица свои богатства завещала тому, кто поймает убийцу её любимчика Пашки.
– Понятно. Грубо работаешь!
– Зато эффективно. Сейчас тебя завалю, и мои шансы увеличатся вдвое. – Старик подпрыгнул и опять вмазал Пашке по голове. – Что-то ты какой-то… неубиваемый, – проворчал он.
– Призрак я, – устало пояснил Горазон, усаживаясь рядом с Гошиным. – Меня убили уже.
– Чем докажешь?
– Да ты на морду мою посмотри! Пашка я! Горазон!
– Вроде похож немножко. Темно тут, – пробормотал Феликс.
– Идиот, – пожаловался Горазон бездыханному Гошину. – Нет, ну как у такой милашки, как Ида, мог случится такой брат-идиот?!
– Зря ты меня обижаешь. Я убийцу ищу. Вяжу всех, кто сюда заходит. Геройская задача моя такая! Павлинов жареных хочешь? Я тут на подножном корму, что поймаю, то и ем.
– Призраки не едят.
– А что они делают?
– Мучаются. Скитаются. Много думают. Иногда балуются, но в основном ищут своих убийц, чтобы наказать.
– Пашка, ты, что ли?!! – заорал Феликс. – Ты, дорогой?!! Воскрес?!!
– Ну, если можно так выразиться…
– А зачем сюда припёрся? – перешёл Феликс на шёпот. – Зачем в гараже материализовался?
Объяснять старику свою идею найти в гараже Иду Григорьевну было муторно, долго и бесполезно. Свидетель из Феликса тоже был никакой, он и пальцы на руке вряд ли пересчитал бы, не то что заметил на дне рождении две Башки… двух Бошек. Короче, раздвоение Фёдора.
– Пошёл я, – грустно сказал Горазон.
– Не посидели, не поговорили, – расстроился Феликс. – Когда ещё свидимся?
В конце концов, чем чёрт не шутит, подумал Пашка.
– Что ты делал, когда меня убили?
– Поросёнка с хреном в гардеробной ел. Поросёнок был крошечный, хрену мало, а народу много, вот я и…
– То есть всю сцену моего убийства ты прожрал?
– Прожрал, – с сожалением кивнул Феликс. – А хотел бы сидеть в первых рядах! Уж я бы заметил, как этот, – он ткнул пальцем в Гошина, – спустил воду в бассейне!
– Да забудь ты про него, – отмахнулся Паша. – Гоша Гошин ни на что не способен, кроме как на круговые подтяжки. Значит, ничего подозрительного ты тогда не заметил…
– Хрену мало было, а так – ничего.
– А двух Бошек… две Башки… Тьфу ты! Может, ты двух Фёдоров заприметил? Один в фонтан ссал, а другой в это время в сортире зубы чистил. Не видел?!
– Ой… Как это? – Феликс мелко перекрестился. – Как это один ссал, другой зубы чистил?!
– Значит, не заприметил, – грустно вздохнул Горазон. – Толку от тебя…
– Хрену мало было, – виновато потупился Феликс. – А народу много. Разве ж всё заприметишь?! Я, как ни шкерился, меня в гардеробной всё равно застукали!
– Кто?! – оживился Паша.
– А очкастая эта! Репетиторша! Забыл, как её зовут.
– И что она? Какого чёрта ей в Идиной гардеробной понадобилось?
– А вот и я ей сказал: какого чёрта тебе, пупырышка, тут надо?! А она: вот уж не знала, что в гардеробных теперь едят! А я: поросят на всех не напасёшься, а уж хрену тем более! А она – цап парик с полки! Оревуар, говорит, подавитесь вы своим хреном!
– Какой парик?
– Ну, не знаю. Рыжий какой-то. У Иды их там миллион.
– Так, – подскочил Пашка и в волнении заходил по гаражу, забыв, что может летать. – Парик… Рыжий. Сунулась потихонечку в гардеробную, а там ты с хреном! Зачем?!
– Так это… мало его было… – испугался Феликс Пашкиного напора. – А народу-то до хренища, много то есть…
– Да пошёл ты со своим хреном! Зачем ей парик нужен был?!!
– Н-не знаю. Бабы они любят ымидж менять. – На Феликса напала трясучка – вставные челюсти клацали, руки тряслись, шапчонка на голове от тремора съехала на нос.
– Не-ет, тут не ымидж, тут что-то другое. Кто такая эта репетиторша? – заорал Пашка.
– Женщина. Баба. Корова коровой, глазу зацепиться не за что.
– Что она в доме делает?
– Французский язык репетирует. Репетировала… Адью, парле ву франсе, уи, уи, уи! – в порыве угодить Горазону Феликс вдруг принялся отвешивать мушкетёрские поклоны, сорвав с головы шапку.
– Уи, уи, уи, – передразнил его Пашка. – Зачем Иде французский понадобился на второй сотне лет?
– Ты меня спрашиваешь? – Феликс прервал свой танец и замер в поклоне, прижав шапку к груди. – Скажи спасибо, что она синхронному плаванью не захотела учиться.
– Кто рекомендовал эту… репетиторшу?
– Не я!
– Кто?!
– Может, ты?!
