Маша и Маша друг другу не нравятся. Маша с высоты своего роста (на двадцать сантиметров выше), возраста (на десять лет старше) и положения (сама добилась, никто не помогал!) время от времени начинает учить Машу жизни. Мягко так, ласково, по-матерински, можно сказать. Другая бы спасибо сказала за совет. Куда там! Смотрит Маша снизу вверх (охота была в такую лошадь превращаться), губки бантиком складывает (лучше помогите материально, да-а?), фыркает презрительно (начальство, да не мое, съела?). Машу это, разумеется, ужасно бесит. Не больше, правда, чем Машу советы. Ну, притираются потихоньку, куда деваться?
Некуда. Потому что до момента расставания еще неделя. А пока — общее дело, общий отдых, и спасибо, хоть в разных домах ночевать выпало. Маше в южном пригороде Миннеаполиса, Маше — в северном. Из пункта А в пункт Б — полтора часа езды, есть время передохнуть.
Дни Маша и Маша проводят на первом этаже скучного офисного здания в центре города. Работают, обедают, выходят покурить, снова работают. Вечерами же Машу и Машу берет под свое крыло Чак. Чаку почти шестьдесят, у него седая борода, хитрые глаза и восхитительный характер. И главное, Чак отлично разговаривает по-русски: с Машей о политике, с Машей — о литературе, с обеими — о всяких пустяках.
В воскресенье Чак водил Машу и Машу по музеям, весь день гуляли. А в понедельник уже не до великого, развлечься бы. Поэтому пошли в «Mall of America». Ну, тоже музей. В своем роде.
От магазинов, впрочем, всех уже тошнит. Вторая неделя пошла, успели насладиться. Поэтому даже и соваться туда не стали. Сначала долго фотографировались рядом с гигантским Снуппи и на лавочке под каким-то ужасным деревом, а потом Чак предложил заглянуть в аквариум. Это в самом низу, называется «Подводные приключения».
— Пойдем? — спрашивает Чак.
— Даешь приключения! — радуется Маша.
— Пошли, — кивает Маша.
Пошли. На входе Чак заплатил пятьдесят семь долларов, и всем на правую руку нацепили бумажные зеленые браслетики — тайный знак практически, а на самом деле просто билеты такие.
Аквариум начался с черепах. Они сидели в открытых загонах, посреди таинственной зелени и маленьких водопадов.
— Ах, какие черепахи! — Маша кружит вокруг загонов с фотоаппаратом и щелкает, щелкает. Черепахи не двигаются, они, вероятно, давно привыкли ко всяким там, со вспышкой.
— Ничего черепахи, — задумчиво кивает Маша. Она не любит черепах, ей они кажутся невероятно скучными созданиями, ни погладить, ни потискать, ни поговорить, в конце концов, по-человечески.
— Ты просто еще маленькая, — говорит уязвленная Маша. — Это же мудрейшие создания!
Маша продолжает меланхолично кивать:
— Да, из них, говорят, суп вкусный.
Она вовсе не такая кровожадная и циничная, но надо же ответить? Ответ, в целом, удается: Маша ахает и прекращает громко восхищаться панцирями и глазами. И даже фотоаппарат отпускает на какое-то время. Он беспомощно виснет у нее на плече, моргая красным глазком подзарядки для вспышки.
Чак тактично не вмешивается в разговор, делая вид, что внезапно перестал понимать по-русски.
После черепах еще сидит маленький крокодил, а потом начинается туннель: сверху, справа и слева за стеклом плавают разные рыбы, а снизу — пол, разделенный на две половины: по правой можно просто идти, а левая сама везет.
В аквариуме почти никого нет. Только рыбы, Маша, Маша и Чак, да впереди ползут по ленте две бодрые американские старушки. Откуда-то бубнит радио, но его никто не слушает. Чак сам все знает, Маша по-английски не понимает, а Маше просто неинтересно. Все равно не запомнишь, лучше просто смотреть.
Она и смотрит. И Маша смотрит. А Чак смотрит и радио конкуренцию составляет. Это, говорит, рыба окунь, а это вон — скат поплыл. Чак оказывается даже удивительней, чем о нем думали: всех рыб не только по-английски, но и по-русски знает.
— Маша, смотри, какая рыба! — говорит Маша, дергая Машу за рукав.
И Маша не раздражается и воспитывать не начинает, а говорит «ага» и щелкает фотоаппаратом.
— Маша, смотри, какая рыба! — восторгается Маша, стуча о стекло крышечкой от объектива.
Маша прилипает к стеклу носом, а с другой стороны тоже нос — рыбий. Поморгали друг на друга и разошлись. Одна дальше поплыла, вторую лента потащила.
— Маша, — неожиданно тихо зовет Чак. — Смотри, какая рыба…
— Акула! — шепотом говорит Маша. — Акула, мамочки… Жуткая какая.
У акулы очень правильное название по-английски: shark. Она так плавает — шарк туда, шарк обратно. Над головой тенью прошаркнула — Маша аж присела от неожиданности.
— Ну и реакция, — смеется Маша. — Тебе стоило бы воспитывать характер!
— Ничего смешного, — бурчит Маша.
— Ничего смешного, правильно, — говорит Чак. — Все правильно.
Он наклоняется к смущенной Маше и шепчет:
— Смотри, какая рыба.
Эта рыба куда лучше предыдущей. Славная и смешная. Маша недавно смотрела мультфильм про Немо, и эта рыбка играла Дори, такую с веснушками и склерозом.
— Дори! Это же Дори, — радостно пищит Маша, стучит по стеклу указательным пальцем. — Эй, Дори, привет!
Маша снисходительно улыбается и нажимает на спуск фотоаппарата, отчего маленькая Дори пугается и уплывает за водоросли.
— Ну вот!.. — говорит Маша, глядя недобрым взглядом на Машу.
Чак качает головой.
А лента тащит Машу и Машу дальше. Мимо таких рыбок и этаких рыбищ, мимо осьминогов, угрей и скатов, мимо ракушек, камешков, водорослей, чужих теней и собственных отражений в толстой воде. Маша, смотри, какая рыба!
Маша, смотри, еще акула… Маша смотрит. И акула смотрит. Недобро смотрит, нехорошо. Маше вдруг становится не по себе, Маша вдруг чувствует внутри легкое беспокойство. Чак же на акулу не глядит вовсе, его, кажется, вдруг стало занимать бормотание радио… Он склоняет голову набок и прислушивается, пытаясь найти источник звука.
А акула — смотрит. Она боком движется вслед за лентой, она не отстает от Маши и Маши, она покачивает хвостом — вправо-влево-вправо-влево, не мигает.
— Мамочки мои, — шепчет Маша. Глаза бы закрыть. Не закрываются — смотрят акуле в левый зрачок. Страшно.
Маша молчит, но ей ужасно хочется уйти куда-нибудь. Куда-нибудь! Но она не уходит, разумеется, она стоит и зачем-то пялится в правый акулий глаз.