Железная Маска и граф Сен-Жермен

почему есть формула «врет, как очевидец»... История — это всего лишь роман, написанный врущими очевидцами и еще раз перевранный историками... Причем самое правдивое они пропускают... Самое правдивое — не скандальные выкрики Марии Медичи, которые все изложат по-разному, а шум дождя за окном... и порыв ветра, раскрывший балконную дверь в зале. Этот шум дождя слушал король, пытаясь не слу­шать, как кричит его мать криком торговки на итальянском базаре... История, как насмешливо писал граф Сен-Жермен, — всего лишь шум отшу­мевшего дождя... и еще — ветер, который унес опавшие листья... И еще — доказательство вечного: «Что было, то и будет; что делалось, то и будет де­латься; и нет ничего нового под солнцем».

Единственное, что развлекает меня в Исто­рии, — это тайны.

Тайна

Осталась тайна, над которой я долго бился. Кардинал Ришелье загадочно нянчился с двумя, пожалуй, главными мятежниками — отцом и сыном герцогами де Бофорами...

Энергичный брат короля по отцовской крови, бастард Цезарь герцог Бофор всегда был в центре заговоров знати. Гордый незаконный сын Генри­ха IV не мог подчиниться кардиналу. Таким же мя­ тежником воспитал он и героя нашей истории — своего сына, красавца Франсуа.

Однако Ришелье, обычно беспощадный к заго­ворщикам, удивительно терпим к де Бофорам. В очередной раз раскрыв их участие в очередном за­говоре, он странно беспомощно жаловался Цезарю Бофору: «Вы все меня ненавидите. Что ж, это не ново. Реформатор, послуживший своей стране, сродни преступнику. Разница лишь в том, что пре­ступника ненавидят и карают за грехи, а его — за деяния во славу родной страны. Примиряет с ним только смерть. Впрочем, после смерти вы будете преследовать моим именем новую жертву — нового реформатора. Я одинок, очень одинок при дворе... и к тому же очень болен».

Кардинал печалился, вместо того чтобы при­вычно наказывать! В ответ старший де Бофор только расхохотался.

И кардинал загадочно стерпел.

Но Бофор смеялся не потому, что хотел оби­деть кардинала. Как и все при дворе, он хорошо знал, что Ришелье весьма преувеличивал свое оди­ночество, как и свои болезни. По дворцу кардинала весело порхала прехорошенькая толстушка. Это была племянница кардинала вдовушка Мари-Мад­лен, которую Его Высокопреосвященство сделал герцогиней Эгильон. Она вела дом кардинала и была его тайной женой... Кардинал, несмотря на церковный сан, был дитя века и очень падок на женские прелести. Его Высокопреосвященство не оставлял пылким вниманием ни одной хорошень­кой просительницы. Впрочем, всем им, обращав­шимся к кардиналу, была хорошо известна обяза­тельная плата за просьбу. Но порой и ему, самому могущественному человеку Франции, приходилось становиться просителем у знаменитых красавиц. И за прихоти своего сердца пылкий князь Церкви готов был платить любые деньги. Во время осады знаменитой куртизанки Нинон де Ланкло кардинал бомбардировал ее фантастическими предложе­ ниями. Но куртизанка отказывалась пустить в свою постель старого кардинала. Ришелье сражался до конца. Целое состояние — 50 000 экю за одну ночь любви — предложил красавице Нинон пламенный кардинал. Но та отказала — одна из немногих. Ни­нон спала за деньги, но только... с мужчинами, ко­торых желала! Штурм постели другой красавицы-куртизанки, Марион Делорм, прошел куда удачнее. За ночь с реформатором Марион попросила и по­лучила вполне разумную сумму — 200 пистолей.

Так что, зная пылкость Его Высокопреосвя­щенства, герцогиня Эгильон была постоянно на­чеку. Чтобы поддерживать страсть столь неугомон­ного великого человека, она разгуливала по дворцу кардинала в боевой и соблазнительной готовно­сти — с обнаженной грудью, буквально выпадавшей из корсажа... Так что «серый кардинал» отец Жозеф с усмешкой сказал: «Глядя на герцогиню, я тотчас впадаю в детство — вспоминаю свою кормилицу».

Плату просительниц кардинал принимал в ве­ликолепной спальне. Дам ждала знаменитая не­ объятная кровать под балдахином, с гербом Ри­шелье и зеркальным потолком.

Но в его знаменитом Пале-Кардиналь было не­сколько зал, где обитал только он. Здесь на стенах были развешаны его любимые Леонардо, Рафаэль, Тициан и Тинторетто. В книжных шкафах его ждали редчайшие книги и древние манускрипты. Потонув в огромном кресле, здесь он работал, чи­тал или просто часами смотрел на огонь в камине. В эти залы было дозволено входить только тем, кто любил его бескорыстно и кого любил он, — знаменитым кошкам кардинала...

Красная мантия на опущенных плечах, красная шапочка склонилась... он зябко сутулится. Худая старческая пергаментная рука с венами перевер­нула пожелтевшую страницу... Медленно поднялся. Высокая, гнутая, худая фигура движется по залам. Его шаги, гулкие в тишине. Запах свечей и ладана... В пустых залах на мраморных каминах, на креслах — всюду кошки... Кардинал шагает, не забывая гладить, ласкать их, почесывать за ушком. Мурлыкают... ла­стятся... Одна поднялась, изгибает спинку...

Здесь месье Антуан остановился, с обычным изумлением посмотрел на меня. Потом спохватил­ся, сказал:

— Жаль, что вы этого не увидели. Однако... вернемся к нашей истории. К загадочным отно­шениям кардинала к отцу и сыну — де Бофорам, которые и поныне непонятны историкам. Граф Сен-Жермен первым разгадал эту тайну, но об этом позже. Итак, как вы помните, у Цезаря де Бофора подрос любимый сын Франсуа — герой нашего се­годняшнего рассказа.

Великий любовник

Герцог Франсуа де Бурбон Вандом, второй гер­цог де Бофор... Франсуа принял боевое крещение

В 12 лет — участвовал в военной кампании против Савойи. Именно с тех пор он стал верным спод­ вижником отца во всех заговорах против Ришелье.

После провала очередного заговора, когда кар­динал должен был быть убит, Ришелье арестовал заговорщиков. Все ждали, что будет с организато­рами — де Бофорами. Но красавца Франсуа вообще не тронули, а его отца Цезаря де Бофора заточили в Венсенский замок на шесть лет. Точнее, всего на шесть лет, ибо двое других участников заговора поднялись на плаху. Старший Бофор отсидел че­тыре года, когда по приказу Ришелье был неожи­данно освобожден и выслан в Голландию. Вместе с ним отправился в ссылку и наш герой — его сын Франсуа. Вскоре, опять же по просьбе Ришелье, оба были помилованы королем и вернулись.

Вернулись, но не унялись.

Если Цезарь де Бофор был воин и заговорщик, то его сын был воин и донжуан. Свою несравнен­ную внешность он называл «рекомендательным пись­мом к дамам, врученным мне самим Господом». При­рода славно поработала над своей рекомендацией: Франсуа — красавец, атлетически сложен и дья­вольски вынослив. Но, наделив его столь завид­ными качествами, мать-природа забыла наградить его самой обычной душой. Вместо души она дала ему свирепую чувственность. Франсуа совершенно уверен, что женщина бывает целомудренной лишь в двух случаях: или из тщеславия, или из кокетства. Нет неприступных женщин, есть нерешительные мужчины. О его любовных похождениях ходили легенды. Достаточно ему было увидеть хорошень­кое личико — и уже нет ни отца, ни брата. Он отбил любовницу у отца, переспал с возлюбленной брата. Если отец стерпел, то взбешенный брат кричал ему: «По какому праву ты разбил мое сердце?» Франсуа ответил искренне: «По праву моего члена!» Надо сказать, женщины никогда не забы­вали ночи Франсуа. Понимая и принимая наслед­ственность внука ловеласа Генриха, они не ревно­вали, но уступали его друг дружке, как дорогой подарок. И конечно, одна из главных действующих лиц нашей истории, Мария де Шеврез, не могла упустить великолепного любовника.

Герцогиня де Шеврез

После прихода к власти Ришелье положение Марии де Шеврез при дворе совершенно измени­лось. Главной причиной стала она сама. Гордая дочь знаменитейшего рода Роанов, конечно же, при­мкнула к борьбе знати против властолюбивого кар­динала. «К тому же Его Высокопреосвященство так нехорош!» —