Железная Маска и граф Сен-Жермен

становится насмешливым лицо, когда я упоминаю имя графа. Впрочем, ваша насмешка скрывает обычную для смертного надежду — а вдруг? А вдруг кто-то жил столетия и, может быть, живет до сих пор? И даже сейчас сидит перед вами! Шучу, ко­нечно. — Он засмеялся. — Хотя «живет» — это было бы неточное слово. «Обречен жить» — так точ­нее... Вы представляете эту бесконечную скуку... Менялись времена, но оставались те же одинако­вые человеческие пороки... и ничего нового бес­смертный не увидит под солнцем, кроме смены одежд. И все повторяют предшественников. Лю­довик XVI становится вашим Николаем Вторым, а несчастный Камиль Демулен превращается в Бу­ харина... И Робеспьер глядит лобастым Ильичом... И иерархия в ордене иезуитов ничем не отлича­ется от партийной иерархии нацистов, да и вашей партии большевиков. И пытки инквизиции во имя Господа и счастья человечества, и пытки в лагерях XX века... во имя все того же счастья человечества! «Мы все уничтожим и на уничтоженном воздвигнем наш храм. И это будет храм всеобщего счастья», — сказал ваш Ленин. (Действительно, он это сказал — в беседе с меньшевиком Георгием Соломоном! — Э.Р.) Сказал, — повторил месье Антуан, — будто отвечая на вопрос вашего великого писателя: «Если для возведения здания счастливого человечества необходимо за­мучить лишь ребенка, согласишься ли ты на слезе его построить это здание?» Еще как согласился, погрузив в кровь целую страну! Россия, кровью умытая!

Как легко манипулировали людьми из века в век... Ибо каждый хомо сапиенс... удачник он или нет... обязательно ощущает некую свою несчастность... мечту о другой, лучшей жизни... Падший ангел, вспоминающий о небе. Чем мельче, жальче человек, тем сильнее в нем мечта сменить свою серую жизнь, стать причастным к великим свер­шениям. И потому из века в век народами управ­ляют примитивные демагоги, умеющие облечь эти муки человеческой души в примитивные, ярост­ные лозунги. Какой идиотский вековой сериал об одном и том же. Есть популярный роман о горце, который живет вечно и сражается с такими же бес­смертными за право продолжать вечно жить... По­верьте, если бы такие люди существовали, они сра­жались бы за право умереть... отдохнуть от нашей бессмысленности... от крови нашей Истории в тени Креста с распятым людьми Господом. Что же касается графа Сен-Жермена, считайте, что он жил... или живет... или я его придумал, чтобы вам было легче слушать... Очередное фэнтези! Чело­ вечество удивительно поглупело в нынешний век. Ибо в мире произошла общая демократическая ре­ волюция... К власти пришел плебс. И он диктует вкусы... Эпоха аристократов — эпоха Возрождения, эпоха Вольтера и Руссо — сменилась народной эпо­хой — эпохой Гарри Поттера, фэнтези — этих про­стеньких детских сказок, которые няня рассказы­вает на ночь. Возможно, и граф Сен-Жермен — .одна из таких дешевеньких сказок...

Но тем не менее я продолжу о фантастическом графе Сен-Жермене.

Это случилось в одном из очаровательных баскетов Версаля, где под звездным небом происхо­дили встречи «наших» — интимного кружка Ма­рии-Антуанетты... Он и поныне сохранился, этот баскет — амфитеатр с гранитными маленькими трибунами над зеленой ареной. По бокам амфите­атра стоят гигантские бронзовые светильники и бьет вода из фонтанов... Вот там и состоялся этот разговор... Шел 1788 год, и граф Сен-Жермен при­ехал в Париж. Приехал, чтобы исполнить обеща­ние — рассказать Марии-Антуанетте правду о Же­лезной Маске... Он спешил рассказать ей, ибо точно знал, что более ему с ней не встретиться. Галантный век должен был умереть, и вместе с ним она — его воплощение.

И сейчас, на исходе второго дня, я перескажу вам его рассказ, сделав одно важнейшее замеча­ние.

Нота бене

Если мои версии, мои заключения, которые я произношу от имени графа Сен-Жермена, пока­жутся вам убедительными, я разрешаю вам публи­ковать эту историю. Это мой вам подарок, дорогой друг. Итак, «мой доктор Ватсон», мы с вами завер­шаем историю Железной Маски. — Месье Антуан помолчал и как-то непривычно торжественно на­чал: — Итак, однажды летом в королевский дворец в Фонтенбло, где жил в это время восьмилетний король Людовик XIV, привезли его сверстника — очаровательного подростка.

Железная Маска: разгадка

Мальчик был строен, у него были огромные глаза с длиннющими ресницами... Так что Мария де Шеврез, встречая его, всегда шутила: «Ну зачем тебе, мальчик, такие великолепные ресницы, от­дай их мне!»

Подросток был сыном бедного дворянина из провинции. Его звали Эсташ д'Оже де Кавой.

Маленького Эсташа сделали товарищем дет­ских игр короля. Как и почему на нем остановился выбор, во дворце никто не знал. Известно было лишь одно: его очень полюбил мальчик-король. Время шло. Когда королю и Эсташу д'Оже стало по двенадцать лет, Эсташа сделали камердинером короля. Почему? Неужто не догадались? Разве не помните обычай в ваших русских дворянских семьях? Когда крепостная девка понесла от ба­рина, бастард, как их называли в Париже, или выблядок, как их часто называли у вас, сначала вос­ питывался в господском доме товарищем детских игр молодого барина. Но подросши, часто стано­вился его слугой — слугой законного сына.

Вольтер в своей версии о брате Людовика ХIV, будто бы заточенном в Бастилию, был и прав, и не прав. Он не прав: королева Анна Австрийская никакого отношения к рождению несчастного Эсташа не имела... Ибо, если б имела (зная реши­тельный характер этой дамы), никогда не разре­шила бы так поступить с ее сыном. Но неправый Вольтер одновременно... прав! Ибо мальчик Эсташ действительно имел прямое отношение к королев­ской крови... Только не по матери, а по отцу... Он был плодом любовной шалости короля Людови­ка XIII. Оттого у королевы Анны была к мальчику злая нелюбовь... Но кто был матерью слуги Эсташа? И почему королева согласилась на его присутствие во дворце?

Я уже рассказывал о тени герцогини де Шеврез, будто бы беспокоившей по ночам джентльменов С- ль-клуба... Так я считал вначале. Но оказалось, я ошибся. Герцогиня де Шеврез не имела никакого отношения к несчастному привидению. Более того, она никогда не жила в доме, где помещается нынче этот клуб. Под именем герцогини де Шеврез в доме, принадлежащем ныне С-ль-клубу, жила другая...

Месье Антуан позвонил. И все тот же молча­ливый слуга принес книгу в желтом кожаном пе­ реплете.

Месье Антуан начал медленно листать пожел­тевшие страницы.

— Это знаменитые мемуары герцога Сен-Си­мона. Они изданы во множестве стран и в вашей стране тоже. Герцог Сен-Симон написал целую главу о добродетели Людовика XIII, отца «Короля-солнце»... Добродетели весьма фантастичной для королей и для того времени. — И месье Антуан на­чал читать по- французски, упиваясь звуками речи и одновременно переводя на русский: «Король во­истину пылко влюбился в мадемуазель д'Отфор. Дабы иметь возможность видеть ее, беседовать с ней, он все чаще стал бывать у королевы (Анны

Австрийской), чьей придворной дамой была ма­демуазель д'Отфор. Он постоянно говорил о ма­ демуазель с моим отцом, который видел, насколько сильно увлечен ею государь. Отец мой в ту пору был молод и легкомыслен. Он не понимал, почему король, столь явно влюбленный и даже не пытаю­щийся скрыть свое чувство, не решается на большее. Он подумал, что причиной тому робость, и захотел помочь своему повелителю. Однажды, когда госу­дарь страстно говорил об этой девушке, мой отец выразил свое недоумение, суть которого я только что изложил. Он вызвался стать посредником и все устроить. Король выслушал его, не прерывая, а затем, сурово глядя на него, сказал:

— Это правда, я влюблен в мадемуазель д'От­фор, я это чувствую. Я ищу с ней встречи, охотно беседую с ней и еще более охотно о ней думаю. Но правда и то, что все это происходит со мной по­мимо моей воли, ибо я мужчина и не могу проти­виться этой слабости. Но чем более возможности удовлетворять мои желания дает мне мой королев­ский титул, тем более должен я удерживать себя от греха и соблазна этим воспользоваться. На этот раз я прощаю вашей молодости, но не вздумайте когда-либо давать мне подобные советы, если хо­тите, чтобы я по-прежнему любил вас.

Отец был потрясен, пелена спала с его глаз. Жал­кая мысль о робости короля в любви растаяла перед