— Ну, это, знаете ли, будет зависеть от него. Вы сказали, что обошли с лампой весь нижний этаж?
— Да.
— Весь целиком? — переспросил он, пристально глядя на меня.
— По-моему, да. Я надеялся кого-нибудь там найти.
— И вы заходили во все комнаты? — спросил он, не сводя с меня глаз.
— Во всяком случае, в те, куда я мог попасть.
— О, так значит, вы заметили ее? — воскликнул он и передернул плечами с видом человека, стойко переносящего неприятности.
— Заметил что?
— Да дверь же, ту самую, на которой печать!
— Да, заметил.
— У вас не возникло желание узнать, что там, за нею?
— Во всяком случае, это поразило меня своей необычностью.
— Как, по-вашему, могли бы вы жить один в таком доме год за годом, все время сгорая от нетерпения узнать, что же скрывается по ту сторону двери, и все же не открывая ее?
— Вы что, хотите сказать, что не знаете этого сами?
— Не более, чем вы.
— Тогда почему вы не откроете дверь? — вскричал я.
— Я не должен этого делать, — ответил он.
Он говорил с каким-то напряжением в голосе, и я понял, что затронул весьма деликатный предмет. Не думаю, что я любопытнее других людей, но в ситуации этой определенно было нечто интригующее.
Однако все причины оставаться в доме были исчерпаны, поскольку мой собеседник полностью пришел в себя. Я поднялся, собираясь уйти.
— Вы спешите? — спросил он.
— Нет, у меня нет никаких дел.
— Что ж, буду рад, если вы побудете со мной немного. Дело в том, что я веду здесь уж очень уединенную и замкнутую жизнь. Не думаю, что так живет еще хотя бы один человек в Лондоне. Я отвык даже разговаривать с людьми.
Я оглядел его маленькую, скудно обставленную комнату, у одной из стен которой стояла софа. Потом я подумал об огромном пустом доме и о зловещей двери, запечатанной выцветшим красным воском. Ситуация была странная, даже гротескная, и мне захотелось узнать какие-нибудь подробности. Я подумал, что если останусь, то, может быть, мне это удастся. И я ответил, что с удовольствием побуду у него еще.
— Спиртное и графин с содовой вон на том столе. Вы уж простите, что я не могу поухаживать за гостем, но я не в состоянии пересечь комнату. Там же стоит лоток с сигаретами. Пожалуй, я тоже возьму одну. Значит, вы юрист, мистер Элдер?
— Да.
— А я — никто. Я самое беспомощное из человеческих существ — сын миллионера. Меня воспитали как будущего обладателя большого состояния. Итог налицо: я бедняк, не имеющий к тому же никакой профессии. И в довершение всего мне остался этот огромный домище, который совершенно невозможно содержать в порядке. Не правда ли, абсурдная ситуация? По мне жить здесь — все равно что уличному торговцу запрячь в свою тележку чистокровных рысаков. Ему больше подошел бы осел, а мне коттедж.
— Почему бы тогда вам не продать этот дом?
— Не имею права.
— Тогда сдайте его в наем.
— Нет, этого я тоже делать не должен.
У меня, наверное, был озадаченный вид, потому что мой собеседник рассмеялся.
— Я расскажу вам, как это вышло, если вам не скучно будет слушать.
— Наоборот, мне это очень интересно.
— Думаю, после того, как вы с такой теплотой отнеслись ко мне, я, по крайней мере, обязан удовлетворить любопытство, которое вы, должно быть, испытываете. Надо вам знать, отцом моим был Станислаус Стэннифорд, банкир…
Стэннифорд, банкир! Я сразу вспомнил это имя. Его бегство из страны около семи лет назад вызвало громкий скандал и стало одной из сенсаций года.
— Я вижу, вы вспомнили, — продолжал мой новый знакомый. — Бедный мой отец оставил страну, чтобы скрыться от множества друзей, чьи сбережения он вложил в одну неудачную биржевую сделку. Он был нервным, чувствительным человеком, и сознание ответственности за содеянное лишило его способности здраво рассуждать. Законов он не нарушал. Дело было только в его сверхчувствительности. Он не пожелал даже увидеться с собственной семьей и умер среди чужестранцев, так и не дав нам знать, где живет.
— Так значит, он умер! — воскликнул я.
— Мы не имели возможности удостовериться в его смерти, но знаем, что это должно быть так — ведь финансовые дела его снова пришли в порядок, так что теперь не осталось причин, по которым он не мог бы смотреть людям в глаза. Скорее всего, он умер. Последнее письмо от него мы получили два года назад.
— А до этого?
— О да, до этого мы получали от него вести. Именно в те времена была запечатана дверь, на которую вы сегодня наткнулись.
Передайте мне вон ту папку со стола. Здесь лежат письма моего отца, и вы — первый человек, который видит их, если не считать мистера Персивэла.
— Можно узнать, кто такой мистер Персивэл?
— Он был доверенным сотрудником моего отца и остался другом и советчиком моей матери, а теперь моим. Не знаю, что бы мы делали без Персивэла. Он единственный видел письма, больше никто. Вот первое из них, пришедшее семь лет назад, в тот самый день, когда отец мой бежал. Прочтите его, только, пожалуйста, не вслух.
Вот текст письма, которое я прочитал:
«Моя горячо любимая супруга! С тех пор, как сэр Уильям сказал мне, какое у тебя слабое сердце и как может повредить твоему здоровью малейший испуг, я избегал говорить с тобой о моих финансовых делах. Однако пришло время, когда, невзирая ни на какой риск, я не могу больше скрывать от тебя, что судьба обошлась со мной сурово. Это заставляет меня ненадолго тебя покинуть, однако с полной уверенностью говорю тебе, что мы очень скоро увидимся. Можешь вполне положиться на мое слово. Мы расстаемся лишь на очень короткое время, моя любимая и единственная, поэтому не беспокойся, а главное — не позволяй этим событиям влиять на твое здоровье — именно этого я больше всего хочу избежать.
Теперь вот что. Я должен сделать одно распоряжение, и заклинаю тебя ради всего, что нас объединяло, исполнить его в точности. В моей темной комнате, которой я пользовался как фотолабораторией, — она в конце коридора, ведущего в сад, хранятся некоторые вещи, которые я не хотел бы никому показывать. Чтобы ты не поняла это превратно, могу заверить тебя раз и навсегда, дорогая: там нет ничего такого, чего я мог бы стыдиться. Но все же я не хочу, чтобы вы с Феликсом входили в эту комнату. Она заперта, и я прошу тебя, когда получишь это письмо, запечатать дверь и оставить ее в таком виде. Не продавай и не сдавай внаем этот дом, потому что в противном случае моя тайна будет раскрыта. Пока вы с Феликсом живете в нем, я знаю, что все будет так, как я просил.
А теперь прощай, моя любимая. Во время нашей недолгой разлуки ты можешь обращаться за советами к мистеру Персивэлу, он пользуется полным моим доверием. Ужасно не хочется оставлять Феликса и тебя — хотя бы даже на время, — однако другого выхода нет.
Навеки твой любящий супруг.
— Конечно, я навязываю вам эти свои частные семейные дела, — извиняющимся тоном сказал мой
