новый знакомый. — Отнеситесь к этому так, как будто вы выполняете свои профессиональные обязанности. Я годами мечтал с кем-нибудь поговорить об этом.
— Польщен вашим доверием, — ответил я. — Ход событий представляется мне крайне интересным.
— Мой отец отличался почти болезненным пристрастием к правде. Он всегда был до педантизма аккуратен. Так что если он говорит, что надеется вскоре встретиться с моей матерью, и что ему нечего стыдиться того, что находится в темной комнате, можете быть уверены, что так оно и есть.
— Тогда что же там может быть? — воскликнул я.
— Мы с мамой так и не смогли догадаться. Мы выполнили все пожелания, которые он высказал в письме, — наложили печать на ту дверь, и она осталась там до сих пор. Со времени исчезновения отца мама прожила пять лет, хотя врачи не раз говорили, что она долго не протянет. У нее была тяжелая болезнь сердца. За первые два месяца после отъезда отца мама получила от него два письма. На обоих был парижский штемпель, но обратный адрес отсутствовал. Письма были довольно лаконичны и посвящены одной теме — он писал, что они с матерью скоро воссоединятся, так что ей нет необходимости тревожиться.
Затем воцарилось молчание, продолжавшееся до ее смерти. Когда это случилось, я получил от него письмо, однако оно настолько личного характера, что я не могу вам его показать. Он заклинает меня не думать о нем плохо, дает много хороших советов и говорит, что держать запертой темную комнату сейчас уже не так важно, как при жизни моей матери, но вскрытие ее все еще может причинить боль некоторым людям; по его мнению, лучше всего отложить это до того дня, когда мне исполнится двадцать один год — ведь по прошествии времени все это будет восприниматься не так остро. А до тех пор он поручает мне охранять эту комнату, так что вы теперь можете понять, как вышло, что я, несмотря на крайнюю свою бедность, не могу ни продать, ни сдать внаем этот огромный дом.
— Вы можете его заложить.
— Отец уже сделал это.
— М-да, крайне необычное положение дел.
— Мама и я были вынуждены постепенно продать всю мебель и отпустить слуг, так что я, как видите, живу в этой комнате, предоставленный самому себе. Но мне осталось ждать лишь два месяца.
— Что вы имеете в виду?
— Да ведь я через два месяца достигну совершеннолетия. Первым делом я вскрою дверь, потом отделаюсь от этого дома.
— Почему отец ваш продолжал жить за границей, когда поступившие инвестиции покрыли все его долги?
— Должно быть, он умер.
— Вы говорите, что ему не было предъявлено никаких обвинений, когда он уехал из страны?
— Абсолютно никаких.
— Почему тогда он не взял с собой вашу мать?
— Не знаю.
— Зачем он скрывал свой адрес?
— Не знаю.
— Почему он не вернулся, когда умерла ваша мать, и не был даже на похоронах?
— Не знаю.
— Дорогой сэр, — заявил я, — если позволите мне говорить с откровенностью профессионального адвоката, должен вам сказать: у меня нет сомнений, что у вашего отца были крайне веские причины избегать возвращения в нашу страну, и что даже если против него не было возбуждено никакого дела, он мог все же думать, что преступил закон, и не хотел отдаться в руки правосудия. Это совершенно очевидно, ибо как же можно по-другому объяснить все эти факты?
Мой собеседник принял высказанное мной предположение неблагосклонно.
- Вам не посчастливилось знать моего отца, мистер Элдер, — сказал он холодно. — Когда он покинул нас, я был еще подростком, но и тогда уже считал его своим идеалом. Единственная его вина лишь в том, что он чересчур чувствителен и бескорыстен. То, что кто-то по его вине должен был потерять свои деньги, ранило его в самое сердце. Его отличало всегда какое-то даже болезненное чувство чести, так что любые догадки о его исчезновении, которые противоречат этому, не могут не быть ошибочными.
Мне приятно было слышать, что молодой человек так горячо отстаивает отца, но, все же я понимал, что факты против него и что он не в состоянии непредвзято оценивать ситуацию.
— Я говорил с позиции стороннего наблюдателя, — пояснил я. — А сейчас вынужден вас покинуть, потому что мне предстоит еще довольно долгая прогулка до дома. Ваша история настолько меня заинтересовала, что я рад буду узнать, как развиваются события.
— Оставьте вашу визитную карточку, — сказал он.
Сделав это, я пожелал ему доброй ночи и ушел.
Какое-то время я ничего не слышал об этом деле и начал было опасаться, что оно окажется одним из тех мимолетных происшествий, при которых дальнейший ход событий оказывается недоступным нашему наблюдению, так что они оставляют после себя лишь надежды или подозрения. Как-то в полдень, однако, мне принесли в мою контору на Эбчерч-Лейн визитную карточку, на которой было напечатано: «Мистер Дж. Х. Персивэл». Вслед за нею появился и сам обладатель этого имени, невысокий бесстрастный человек лет пятидесяти со светлыми глазами. Клерк провел его в мой кабинет.
— Насколько я знаю, сэр, — сказал он, — мое имя упоминал в разговоре с вами мой юный друг мистер Феликс Стэннифорд.
— Конечно, — ответил я. — Отлично помню.
— Как я понял, он рассказал вам об обстоятельствах, связанных с исчезновением моего бывшего хозяина, мистера Станислауса Стэннифорда, и о существовании запечатанной комнаты в его бывшей резиденции.
— Совершенно верно.
— И вы проявили интерес к этому делу.
— Да, оно крайне меня заинтересовало.
— Вы в курсе дела, что у нас есть разрешение мистера Стэннифорда вскрыть дверь в тот день, когда его сыну исполнится двадцать один год?
— Да, я знаю.
— Его день рождения сегодня.
— И вы вскрыли ее? — живо спросил я.
— Пока нет, сэр, — сказал он невесело. — У меня есть основания думать, что лучше будет, если при этом будет присутствовать свидетель. Вы юрист и знакомы с положением дел. Сможете ли вы присутствовать при вскрытии двери?
— Конечно, смогу.
- Днем вы заняты, я тоже. Давайте встретимся в девять вечера прямо в доме.
— С удовольствием приду.
— Будем вас ждать. До встречи.
Вечером я пришел в условленное время, устав от бесплодных попыток придумать хоть сколько-нибудь правдоподобное объяснение таинственных событий, смысл которых вскоре должен был разъясниться.
Мистер Персивэл и мой молодой знакомый ожидали меня в маленькой комнате. Я не удивился, увидев, что молодой человек бледен и заметно нервничает, но меня поразило, что невозмутимый маленький клерк из Сити тоже до крайности взвинчен, хотя и пытается это скрыть. Щеки его раскраснелись руки дрожали; от возбуждения он не мог ни минуты усидеть на месте. Стэннифорд тепло меня приветствовал и многократно благодарил за то, что я пришел.
— А сейчас, Персивэл, — сказал он клерку, — на мой взгляд, не осталось никаких препятствий к тому, чтобы безотлагательно взяться за дело. Буду рад с ним покончить.
Клерк взял со стола лампу и возглавил нашу процессию. Однако в коридоре, почти дойдя до той двери, он остановился; руки его тряслись так, что лучи света от лампы плясали вверх и вниз по высоким голым стенам.
