основном, полосы сохранились такими же ровными, как и более полувека назад, хотя местами были изогнуты и даже скручены от перемены температур и влажности. При ходьбе иногда попадались «всплывшие» за полвека из мерзлоты валуны, окруженные кусками порванного и покореженного железа.
Снег сошел уже недели четыре, и летное поле цвело поверх буйной молодой зелени ковром синей незабудки, белой пастушьей сумки, неизвестных мне сиреневых, красных и желтых цветов. Тонкий запах цветов, ярко-синее до фиолетового оттенка небо, полукольцо черно-синих гор со сверкающими снегом вершинами, мирное жужжание шмелей и порхание бабочек в сочетании с железной взлетной полосой, сохранившей какой-то дух тех суровых лет, подействовали на меня особым образом: день был так прекрасен и так трагичен, что любое действие было бы бессмысленным лукавством. Я просто лег на нагретые солнцем травы и полосы, положив руки под голову. Шаман глянул на меня и молча удалился к невысоким строениям на краю аэродрома. Очень высоко, наверное, уже в тропосфере, парила одинокая белая птица, и я «ушел» за ней. Не спал и не бодрствовал, а как-то «впитывал» красоту и трагичность, бесконечность и мимолетность этого мира. Через несколько часов спокойствие и ясность Шамана стали понятны мне.
— Теперь я понял про бесполезность «предметов на память».
— (Шаман кивнул).
— Спасибо тебе.
— Не за что. В городе нельзя постоянно находиться в этом состоянии.
— Почему?
— Многие окружающие будут неосознанно пытаться взбаламутить тебя.
— ???
— Это также естественно, как кинуть камень в спокойную воду. Большинству городских необходимо везде обозначать свое присутствие.
— У себя в квартире я могу это практиковать?
— Конечно. Но потом, чтобы заняться городскими проблемами, тебе будет необходимо волевое усилие.
— Зачем вообще людям нужна эта социальная суета?
— А где же человек может развиться до уровня контроля над собой?
— Мне кажется иногда, что социальные связи мешают развиваться, расти.
— В чем-то мешают расти, в чем-то — опуститься. Неустойчивому социальные связи необходимы.
Шаман льет дробь из аккумуляторных пластин. Технология проста: свинец стекает от костра по стальному желобку и капает в ямку с водой. Иногда капли застывают «с носиком», поэтому мы с Шаманом оббиваем дробь в каком-то железном баллоне. Меняя наклон желобка и температуру, Шаман меняет «номер» дроби. Оказывается, сланцы не набирают влагу и горят жарче, чем дрова.
Трудно придумать занятие скучнее. В отличие от меня Шаман сосредоточен и спокоен, ему не скучно, но и поговорить он не против.
— Ты тратишь большую часть бодрствования на всякие работы, и у тебя остается часа три-четыре на местные практики.
— Да, примерно так.
— Но в городе ты мог бы иметь больше времени.
— Нет, примерно так же. И там нет местных практик.
— Тебе не скучно столько часов лить дробь? Мне это капание действует на нервы.
— За день делаю годовой запас. А от скуки у меня есть аэродромы подскока.
— Есть недалеко еще аэродромы?
— Я говорю про внутренние аэродромы.
— Что это?
— Любому человеку со временем надоедает чем-либо заниматься.
— При чем здесь аэродромы?
— Человек как самолет. (Смеется.) Летит-летит, потом ему нужно сесть и заправиться.
— Человеку нужно поесть? (Смеемся вместе.)
— Когда тебе надоедает заниматься каким-либо делом, ты или бросаешь его, или делаешь волевое усилие для продолжения.
— Естественно.
— Беда в том, что ты и бросаешь дело, и делаешь усилие неосознанно.
— Обычно я заставляю себя осознанно.
— Ты когда-нибудь делал выбор: «Бросить или сделать волевое усилие?»
— Нет, но я понимал необходимость продолжения.
— Необходимость — не выбор. Даже не совсем волевое усилие. Выбор делается без необходимости. Ты делал такой выбор?
— Трудно сказать.
— Выбор без необходимости сделать волевое усилие и есть аэродром подскока в твоих делах. Без него твой «самолет» не улетит дальше обычного радиуса.
— Чтобы развиваться нужны волевые усилия?
— Для дел. При развитии человека волевые усилия бывают и вредны?
— Как это?
— Когда человек напрягается, он становится жестче, консервативнее.
— Для развития себя нужно расслабиться?
— Разрешить себе изменяться, расти, понимать. А уж с этим или расслабиться или собраться — по ситуации.
1999
Берег Сокровищ
Пока я собирал плавник и сланец для ночного костра, Шаман нажарил местной травы, напоминающей петрушку. Заросли этой травы буйно покрывали весь видимый обрывистый берег, поэтому я удивился ее съедобности.
— Обычно съедобные травы нужно искать.
— Мы и нашли.
— Но здесь ее больше, чем всех других трав на склонах.
(Шаман пожал плечами).
— Вкусно. Какой-то особый рецепт жарки?
— Какой может быть рецепт жарки? (Шаман засмеялся.) Жарь.
— Что это за трава?
— Местные называют ее дикой петрушкой. По науке не знаю.
— Она обладает лекарственными свойствами?
— Примерно как петрушка, только сильнее.
— Так ее нельзя столько есть? (Я задержал вилку у рта.)
— Можно. (Шаман опять засмеялся.). Только будешь мало спать и много думать о женщинах.
— А ты?
— Я не сплю в белые ночи более двух-трех часов. Как и вся здешняя природа.
В полчетвертого утра проснулся от рева белухи. Казалось, что она проревела прямо над ухом, но колесо ее огромной спины медленно перекатывалась в сотне метров от берега. Шамана не было. Судя по
