переходил на книги, сообщавшие о Его делах и словах, слово «Евангелие» становилось литературным термином, т. е. обозначением особого вида литературного жанра. И самое раннее известное нам употребление этого слова для обозначения именно письменного документа, относится к рубежу I-II веков. Это мы находим в знаменитом сочинении «Дидахе», т. е. «Учении 12-ти Апостолов», одном из древнейших сохранившихся сводов предписаний относительно церковного устройства. Этот краткий отрывок разделен на главы, и в 15-й главе мы читаем:
«Обличайте друг друга не во гневе, но в мире, как имеете в Благовествовании» [Пис, с. 36]. Здесь не явное указание на книгу, но чувствуется обращение к некоему документу. Во 2-м послании святого Климента, папы Римского (которое, по-видимому, принадлежит не его руке, а написано неизвестным автором приблизительно в середине II века, правда это окончательно установить невозможно) слово «Евангелие» встречается в значении письменного рассказа об Иисусе Христе. Это все опубликовано в книге «Писания мужей апостольских», там же содержится и «Дидахе» в новом переводе о. Валентина Асмуса. Вот что мы читаем в 8-й главе, ст. 5: «Ибо Господь говорит в евангелии (и далее цитируется —
Наконец, в «Апологии I» мученика Иустина, написанной в 50-х годах II в., мы впервые встречаем слово Евангелие во множественном числе, как название литературного жанра, представленного некоторым количеством произведений, т. е. уже есть много Евангелий.
Вот что мы там читаем: «Ибо апостолы в написанных ими сказаниях, которые называются Евангелиями, передали, что им было так заповедано: Иисус взял хлеб и благодарил и сказал: это делайте в Мое воспоминание, это есть Тело Мое» (1 Аполог. 66, 3) [Ран, с. 338]. Поразительна точность установительных слов, хотя совершенно очевидно, что Иустин цитирует по памяти. Кстати, многие сочинения древних авторов — мужей апостольских или апологетов, т. е. самых ранних христианских писателей — изобилуют цитируемым наизусть Священным Писанием, что показывает исключительное отношение к этому тексту у древних христиан и замечательно свидетельствует о подлинности наших Евангелий, когда можно по этим цитатам древнехристианских авторов восстановить практически полностью парафраз наших канонических Евангелий. Таким образом. Евангелие, т. е. форма провозвестия о спасении, со временем стало пониматься как письменное изложение истории Господа нашего Иисуса Христа; теологический смысл перетек в литературный и сплелся с этим смыслом. Тесная связь теологического и литературного смысла термина «Евангелие» обнаружилась в том, что во II веке эти книги стали называться Евангелием от Матфея или Евангелием по Матфею, Евангелием по Иоанну. Возможно, у этих сочинений были и авторские названия, мы не знаем и никогда их не встретим, но эти возможные авторские названия (в древности было принято давать пышные восточные названия, скажем, «Дидахе» — это только краткий сколок большого названия: «Учение двенадцати апостолов») заменились единой теологически значимой формулой: «Евангелие по …», или «Евангелие от …». За этой формулой стоит представление, согласно которому единое Евангелие (в теологическом смысле) существует в разных изложениях, т. е. уже литературный смысл.
Это все суть служебные, конечно, сведения, но сведения полезные, ибо часто муссируется, что неправильно говорить «Евангелие от Матфея», надо говорить «Евангелие по Матвею», потому что автором его является не Матфей, а Евангелие одно, просто изложенное в интерпретации Матфея, Луки, Марка, Иоанна. Говорят, что не тот падеж (не «от», а «по» Матфею), употреблен в славянском тексте.
Теперь такой пример. Есть знаменитый фрагмент древнего текста, именуется он «фрагмент Муратори» или «Канон Муратори» по имени ученого, который его обнаружил в библиотеке. Это один из древнейших перечней книг, употребляющихся Западной Церковью. Он сохранился на латыни. И вот Евангелие от Луки обозначается просто, как?»3-я книга Евангелия по Луке», т. е. для автора-составителя этого списка, а датируется он II веком, важнее, что это по порядку 3-е изложение, а не то даже, что автором его является какой-то конкретный человек Лука.
На представлении о том, что может быть только одно Евангелие — «Евангелие об Иисусе Христе» — основана и первая известная гармонизация содержания Евангелий. Это попытка, предпринятая учеником мученика Иустина сирийцем Татианом, была написана приблизительно в 170 г. н. э. Под гармонизацией (или симфонией) здесь следует понимать согласование 4-х версий истории Господа.
Составленное Татианом повествование получило название «Евангелие по Четырем», одна благая весть в изложении 4-х авторов. Здесь как раз и проступает с наибольшей очевидностью убеждение древних, что благая весть одна. Мы это все понимаем, просто интересно, длительно как в древности складывалась традиция. Итак, Татиан, подразумевая, что Евангелие может быть только одним, написал «Евангелие по Четырем» (по-гречески «Диатессарон»). Нам не известно, на каком языке, сирийском или греческом, был написан оригинал этого древнего сочинения, сохранился лишь маленький греческий фрагмент.
Известно, что на Востоке широко использовался сирийский текст «Диатессарон». Как и многие другие авторы, стремившиеся к согласованию Четвероевангелия, Татиан достигал своей цели путем сокращения, т. е. чтобы согласовать, он то, что не вливалось в общую струю, сокращал. Мы это можем только реконструировать, потому что самого текста мы не имеем в полноте. В сирийской церкви длительный период «Диатессарон» применялся вместо канонического Евангелия — до V века включительно. Так как Татиан уклонился в своем вероучении в ересь и отошел от Православия во II веке, порвал с Римской Церковью, то его учение было признано еретическим, «Диатессарон» был изъят из употребления, и списки его были уничтожены. Этот памятник древнехристианской литературы дошел до нас лишь в переводах на латинский и арабский языки. Известен маленький фрагмент греческого текста, а также комментарий на сирийский «Диатессарон», написанный Ефремом Сириным (IV в.). В его собрании сочинений, которое недавно переиздавалось несколько раз, содержатся комментарии именно на сирийский «Диатессарон». Итак, — потребность гармонизации, была одна благая весть, она транслировалась в 4 повествования, теперь обратный ход, от 4-х — к одному повествованию, к одной благой вести. Эта потребность всегда ощущалась в Церкви и порождала новый опыт такого рода. Примером является наша Симфония, которая излагается в Брюссельской Библии или в Синодальном издании в конце, когда Евангельский текст приведен в виде отдельных стихов в предполагаемом согласовании, т. е. 4 столбца и стихи соединяются по темам. Если в одном Евангелии есть уникальные места, то стихи идут в одном столбце, а в прочих столбцах места остаются пустыми, там нет параллельных мест. Такие опыты предпринимал Ориген, учитель церкви III века, блж. Августин в V в., а также наш автор прошлого века Гладков. У него есть единственный опыт русского Диатессарона — «Евангелия по Четырем», книга его называется «Толкование на Евангелие», она была переиздана пару лет назад.
Внутренний смысл выражения «Евангелие по Матфею», «Евангелие по Луке», — это одно благовестие в изложении такого-то автора — стерся, перестал однозначно указывать теологическую идею о единстве истинного Евангелия в изложении, например, Матфея, Луки и т. д. Церковные писатели II-IV вв. говорят не только о принятых Церковью Евангелиях, но говорят и о евангелиях, скажем, по Фоме или по Василиду, по евреям, по египтянам и т. д., отвергая эти начинания, как еретические и сомневаясь в их авторстве. Эти церковные писатели (Ириней Лионский, Климент Александрийский, Ориген, Евсевий) предполагали, что слово «Евангелие» допустимо к этим еретическим писаниям. Почему? Потому что оно в их понимании означает просто литературный жанр. Для них имел значение чисто литературный смысл этого слова, т. е. к этому жанру относились все эти апокрифы, поэтому они не стеснялись применять это слово, для нас теперь великое, к спорным и даже еретическим, ложным книгам. Вот такая метаморфоза. Сначала у греков Евангелие одно, у евреев — другой термин, греки его перевели словом однократным с Евангелием, потом у греков и у язычников оно приобрело религиозный смысл, потом Господь пришел, потом использовали этот термин для обозначения благой вести, принесенной Господом Иисусом Христом о Царстве и о спасении в этом Царстве не от мира сего, затем этот смысл перемешался с литературным смыслом обозначения книги, которая повествует об этой вести, а потом даже отделился от теологического смысла и стал обозначать просто даже жанр. Но, не взирая на такой широкий спектр употребления этого слова, для нас это слово остается в окончательном смысле великим, в первую очередь, в теологическом смысле, как весть о спасении во Иисусе Христе Господе нашем.
