— Ну, любишь меня.
— Что за чушь. Давай еще поспим, — забурчал он.
Но я была непреклонна.
— А что, если я уйду? Ты сильно расстроишься?
— Уйдешь? — Миша сел на кровати. — Куда?
— Ну, не знаю. Куда-нибудь. Ведь между нами нет ничего, кроме Темы. Ты не согласен? — Я понимала, что такого рода разговор — не самое лучшее начало воскресного утра, но… я и так потеряла слишком много времени. Жизнь коротка, и я рискую всю ее пролежать рядом с совершенно ненужным мне мужчиной в совершенно ненужном мне городе.
— Нет. Постой, я не понимаю, что на тебя нашло, — заметался он. — Ты хочешь со мной расстаться? Но почему, мы же так хорошо живем. Я уже собирался снова подать документы в ЗАГС!
— Нет, ЗАГСа не будет, — запротестовала я. — Я тебя не люблю. Ты это знаешь. И что, тебя это устраивает?
— Ну… — растерялся он. — Я думал, что ты меня любишь.
— Я? И с чего ты это взял? Да и потом, ты-то сам, ты тоже меня не любишь. Я тебе удобна. И не мешаю.
— Ты не права, — возмутился Миша. — Я вас с Темой очень люблю. Ты не права, нет. Нет.
— Ты меня уговариваешь или себя? — хитро улыбнулась я. Весь этот разговор, который по всем правилам игры должен был быть болезненным, почему-то совершенно не ранил ни меня, ни его. Светская беседа двух старых друзей, не более.
— Я никого не уговариваю, — демонстративно надулся он. Я рассмеялась и обняла его за плечи.
— Слушай, Окунев, мы ведь с тобой умудрились уже полгода прожить вместе. Просто невероятно. Наверное, мы с тобой и в самом деле хорошие друзья. Но я не верю, что ты меня любишь. Я бы это почувствовала. Обязательно.
— Интересно. Ты телепат? — дал немного сарказма Миша.
— Ага, — невозмутимо кивнула я. — И кое-что я знаю точно.
— Что же?
— Ты любишь Тему, это правда. Я в это верю. Особенно когда я вижу, как вы с ним играете в солдатиков. А я-то тебе зачем?
— Ты хочешь уйти? — расстроился он. — Тебе ведь тоже неплохо со мной.
— Неплохо. И я даже не от тебя хочу уйти. Если тебе будет удобнее, можешь говорить своим знакомым, что сам решил, что нам лучше расстаться.
— Ничего мне не надо никому говорить, — рассердился Миша. — Не в том я возрасте, чтобы придумывать дурацкие сказки. Но ты мне объясни, чем тебе со мной плохо.
— Не с тобой. И не плохо. Я просто хочу уйти, — поделилась я с ним.
— Как это?
— А так. Я хочу уехать из города.
— К Рубину? — нахмурился Миша.
Я даже несколько онемела от такого предположения.
— К какому, на хрен, Рубину! Ты что, с ума сошел? Он же меня бросил, забыл?
— Я не забыл. Но тогда я ничего не понимаю, — запутался мой дорогой историк.
Поразительно, но после вчерашнего разговора с Ольгой мне стало легко на душе. Я поняла, что очень их всех люблю, и Олю, и Мишу, и даже Галку с моими дорогими мамулей и бабулей, но моя любовь — вовсе не повод отказываться от собственной мечты. В кои-то веки я хочу сделать что-то и для себя. Совсем как меня учила Соловейка. Только вот в понятие «для себя» она вкладывала несколько другой смысл. Каждый, как известно, меряет по себе. Вот и она пыталась нацепить на меня свое видение моего счастья. В принципе, как и положено подруге, все это время она заботилась обо мне. Хороша же я сама, если за столько лет так и не смогла понять, что же для меня лучше. Неудивительно, что Миша тоже не может меня понять.
— Наверное, меня непросто понять, — задумчиво произнесла я. — Хочешь чаю?
— А завтрак? Пока ты не ушла, ненормальная ты женщина, — улыбнулся он.
— Если только тебя устроит овсянка и тосты.
— И кофе, а не чай. Итак, говори, — повелительно кивнул Миша. — Я попробую тебя понять.
— Я сама только начинаю это делать. В общем, я хочу уехать из города, чтобы жить на природе. Я не люблю город. Вот и все.
— И все? Это похоже на помешательство, — протестуя, замахал руками Окунев.
— Ничего подобного. Ты любишь преподавать и жить в городе. Я люблю смотреть на звезды, копать землю и выращивать растения. Мы просто разные. Тебе город нужен — мне нет.
— И что, ты хочешь сказать, что Рубин здесь ни при чем? — усомнился Миша.
— Господи, дался вам всем этот Рубин. Я и до него ненавидела город. Просто именно он показал мне, что все возможно. Что мы сами можем выбирать, где и как нам жить! — патетично сообщила я.
— Я так и знал, что все из-за него, — ни на минуту не поверил мне Миша. — И куда ты хочешь податься?
— Не знаю. Но я что-нибудь придумаю. Может, посмотреть в Интернете?
— Определенно, ты сумасшедшая, — уверенно кивнул Миша.
Но, между прочим, весь выходной мы провели, думая о том, как и на что живут люди за пределами МКАД. И Миша предложил массу вариантов. Правда, все они гуляли около доярки, коровницы или почетной должности сельского сторожа, однако даже он признал, что жизнь не кончается с пересечением МКАД.
Определенно, нам с Мишей давно надо было бы догадаться, отчего нам так хорошо и спокойно вместе, если ни одна струна души не поет при виде друг друга. Когда я смотрела на Алексея Рубина (впоследствии подлеца Рубина), то меня охватывал ни с чем не сравнимый восторг. Как бы мне ни было потом скверно без него, в тот момент я не могла дышать, не могла представить, что смогу без него прожить хоть день. Практика показала, что смогу.
— Можно я не буду уезжать прямо сразу? — хитро улыбаясь, попросила я у Миши.
— Живи, сколько тебе надо, — благодушно кивнул Миша. — И вообще, имей в виду, я тебя не гоню. Даже если ты и не любишь меня, то стираешь ты прекрасно. Подучись готовить и можешь оставаться в качестве экономки.
— Ах мерзавец, — расхохоталась я.
Глава 3, в которой меня в очередной раз пытаются остановить
Люди, как известно, делятся на два явно выраженных типа — оптимисты и пессимисты. Пессимисты говорят, что хуже, чем есть, уже не будет, а оптимисты уверяют, что будет-будет. Но шутки в сторону, а, действительно, большая часть человечества тратит все свои душевные силы на то, чтобы логично и неоспоримо доказать, что все плохо и иначе и быть не могло. Что все, чего бы они хотели, невозможно, а все, кому в чем-то повезло, еще получат свое от злодейки-судьбы. Хороший муж обязательно начнет пить, с хорошей должности уволят, машина разобьется и так далее. В любом случае, если вы хотите что-то в своей жизни поменять, пессимисты обязательно убедят вас в том, что все это слишком тяжело, сложно и трудно, а потому невозможно. Однако со мной все обстояло не так просто, поскольку я была уже закалена в боях с пессимистами. Зимой я подверглась яростным атакам с их стороны и худо-бедно сумела им противостоять. Тогда только ленивый не заверил меня, что идея ехать с Рубиным в Тмутаракань — утопия, которая потопит меня, как только я войду в ее воды. Конечно, глупо спорить с очевидным, все случилось именно так, как предсказывала дружная толпа пессимистов, однако же ведь могло быть и иначе, верно? И что тогда? Неужели же все они бросились бы кричать мне браво и кидать в мою стороны розовые лепестки? Не тут-то было. Они помахали бы вслед моему поезду и стали бы гадать, как быстро мне надоест в деревне и я примчусь проситься обратно.
— Ты не продержишься без удобств и инфраструктуры и месяца, — говорила мне тогда вечная
