бесполезно. Валерия никогда меня не оставит».
Он вышел и, очевидно пошёл в больницу. Я провел вечер с Валерией, пытаясь успокоить её. Мы разговаривали о её родителях, и какие прекрасные они люди, и как их все уважают.
— Ваш брат очень волнуется за вас…. Он не любит Леонида, и ваша сестра, какая она необыкновенно привлекательный человек.
Постепенно Валерия как-то успокоилась.
— Он очень жестокий человек, Леонид. Как вы считаете?
— Может быть, он болен. Что-то вроде нервного срыва?
— Да, да этого-то я и боюсь.
— Вы его любите?
— Ужасно, — она согласилась. — До того, как мы поженились, всё было как в сказке. С моей ранней юности я мечтала посвятить свою жизнь важному делу. И он пришёл — воплощение моей мечты, гений, учёный, который влюбился в меня и попросил стать его женой, его ассистентом и работать с ним рука об руку.
— А потом?
— Я просто в ужасе… такой жестокий…. такой грубый.
— Тем не менее…
— Я всё ещё люблю его. Возможно, я была чересчур наивна. А когда его жестокость стала непереносимой, я растерялась. И тем не менее… я всё ещё люблю его. Нет, это не любовь, а жалость.
Я посоветовал ей запереться на замок и забаррикадироваться мебелью.
— И закройте все окна.
Я решил переспать в комнате для гостей. «А завтра мы едем в Петербург, домой».
Я очень устал и сразу уснул. Внезапно я был разбужен воплями и криками «Помогите! Помогите!»
Не прошло и минуты, как я был в Валериной комнате. Дверь была открыта. Комната освещалась ночным светом. Она лежала на полу около кровати. Везде была кровь. Её голова была разбита тяжёлым предметом. Её руки и ноги были переломаны. Она была мертва, однако её тело было ещё тёплым. Озолина не было в доме. Я позвонил в полицию и её отцу.
Утром дежурный пришёл в палату и нашёл Озолина спящим на пустой кровати рядом с заразным больным.
Суд был назначен на начало мая 1914 года. Озолин был самоуверен. Он не выразил никакого сожаления, не дал никакого объяснения тому, что он сделал. Сначала он отказался от адвоката. «Празднословные болтуны, я сам буду себя защищать», — заявил он прокурору. Своему брату, который был адвокатом, он грубо сказал: «Почему ты вообще пришёл сюда? Ничего хорошего из этого не получится. Ты уже проклял меня в своём сердце, ты и твоя жена. Ничего хорошего не будет из твоей защиты». И повернувшись спиной к брату, он потребовал: «Я хочу обратно в камеру». Однако он согласился, чтобы брат стал его адвокатом.
Брат устроил экспертизу известного психиатра Бехтерева. Экспертиза кончилась ничем: Озолин не только объявил себя совершенно здоровым, но и то, что он не действовал в состоянии аффекта; и добавил, что он убил бы её второй раз, подвернись ему такая возможность. Он успел даже оскорбить Бехтерева:
— Психиатрия наука? Ха! Ха! Это собрание глупых анекдотов и иррациональных заключений.
— Я не в состоянии как положено, обследовать пациента и соответственно не могу дать никаких заключений, — констатировал Бехтерев.
— Но может быть, у Вас есть какие-то предположения?
— Если он вменяем, тогда он самый отвратительный убийца, который когда-либо существовал. Его душа черна как у дьявола.
Заседание уголовного суда Курляндии открылось в Аренсбурге 2 июня, в прекрасный тёплый день.
Озолин, в тёмном костюме, белой рубашке и чёрном галстуке, был очень спокоен. У него был вид, как будто его это не касается.
— Подсудимый! — председательствующий позвал его.
Озолин встал.
— Ваше имя?
— Леонид Клементьевич Озолин, тридцати одного года. Доктор медицины, — его голос был спокойным, а его слова громкими и ясно произнесёнными. — Православный, женат, детей нет.
— Был женат, — поправил сурово судья.
Озолин пожал плечами.
— Если вы предпочитаете…? Что за разница.
— Вы обвиняетесь в убийстве своей жены Валерии, урождённой Дарманской.
— Не виновен!
— Не виновен? Вы отказываетесь признать свою вину? — потребовал судья, почти рассердившись.
— Это было необходимое преступление, — и он сел на место.
Его утверждение вызвало сенсацию Толпа, которая понаехала с материка, переполняла комнату заседаний. Особенно много было журналистов и врачей. Каждый уже давно вынес вердикт по этому поводу. Женщины особенно негодовали.
Доктор Котомкин, судмедэксперт, прибыл на место убийства в 3 ноль-ноль вместе с ассистентом. Они нашли жертву, лежащей на полу спальной. Она была одета в японский халат, который был порван в клочья. Её лицо ещё носило отпечаток ужаса. Её руки и плечи были покрыты ранами и кровью, один глаз отсутствовал. Её горло показывало, что её душили. Она, очевидно, была изнасилована. Тело было изуродовано так, как ни один из судмедэкспертов ещё не видел.
Начальник полиции Кантаров, который прибыл на место преступления вместе с судмедэкспертами, дал первый допрос подсудимого.
— Я нашёл господина Озолина сидящим перед зеркалом в ванной. Он только что побрился. Выражение его лица было необычным — как каменная маска. Он спокойно и вежливо предложил мне подождать, пока он закончит бриться: «Одну минутку, я вас прошу, я чувствую себя не в своей тарелке, когда я не побрит. У меня все вещи собраны, и я готов отправиться с вами в тюрьму». Я спросил его, кто убил его жену. «Конечно я, разве есть какие-то сомнения?», — спокойно заметил он. «Почему Вы её убили?». «Я отказываюсь отвечать на этот вопрос. Это было так предопределено».
Настала моя очередь. Когда я подошёл к свидетельской стойке, Озолин крикнул: «Не предавай моё доверие!».
— Подсудимый! — судья призвал его к порядку.
— Я извиняюсь, господин судья!
Я кратко рассказал историю своей дружбы с Озолиным, описал его вовлечённость в научную работу и его преданность медицине. Я подчеркнул, что он оставил престижное место ради работы в дикой Африке.
— Вы можете охарактеризовать Доктора Озолина как одержимого человека? — спросил меня прокурор.
— «Да. Так можно сказать. Он считал себя гораздо выше своих коллег, но он никогда и никого не оскорблял. Да, он был одержимым человеком.
— Что Вы можете сказать об убитой?
— Она была удивительно честная и цельная личность, тепло сердечная и очень добрая. Она всегда была в прекрасном настроении и всегда живо интересовалась чужими проблемами и трудностями. Была всегда рада помочь людям. В ней не было ни капли эгоизма, в этой необычайной женщине.
— С другой стороны можете ли Вы сказать, что муж её был крайним эгоистом?
— Я сожалею говорить об этом, но в определённой степени это определение может быть отнесено к нему. Он чрезвычайно самоуглублён и отвергает всё, что не вписывается в его планы.
— Но Вы, как медик, Вы никогда не рассматривали его как сумасшедшего?
— Никогда.
