В городе М. Очерки социальной повседневности советской провинции в 40-50-х гг.

еврею, придерживающемуся религиозных обрядов»¹.

И проверили, но все-таки не визуальным, но бюрократическим способом. Запросили мать, которая сообщила, что все это ложь и потребовала «подвергнуть освидетельствованию» своего сына.² Удивляться такой просьбе не следует. В еврейские семьи пришел великий страх, а с ним и самые зловещие слухи. «Когда был отпе­чатан материал о группировке врачей убийц отравителей, — писа­ла в областную прокуратуру В. С. Хейнман из поселка Углеураль-ского, — пришли мои знакомые с шахты «Сталина» — рабочий с женой Нагорные — проведать меня, что, мол, он на шахте слышал, что всех евреев будут снимать и сажать в тюрьму». Хотя Валенти­на Семеновна утверждала, что не верит, «чтобы когда-нибудь наша партия вела нацистскую политику», весь тон ее письма свидетель­ствует об обратном³.

Для многих жителей области антисемитские цели кампании не были секретом, хотя власти, не получив ясных и однозначных указа­ний, старались их не слишком афишировать. В официальных доку­ментах этноним «евреи» был прикрыт другими терминами: «семей­ка», «компания», «нечестные люди», «еврейские буржуазные нацио­налисты», «безродные космополиты» и т. п.

Людей образованных и опытных эта игра словами не обманыва­ла. Из университета сообщали в обком: «Было обращено внимание на тот факт, что большинство участников