Мэрил Хенкс
Не могу забыть
Мона вышла на застекленную террасу «Ред-стоуна», дома, где она прожила полгода. Покрытые зеленой листвой деревья Ридли-парка казались только что политыми, на траве и цветах лежала густая роса. Над землей поднимались клубы утреннего тумана, похожие на призраков, задержавшихся после ночного сборища.
Мона очень дорожила этими ранними утренними часами, когда в доме все еще спят и она может побыть одна. Она любила ощущение одиночества. Это было единственное время, когда она вырывалась из душной атмосферы роскошных апартаментов Рика, чувствовала себя свободной и раскованной и могла быть самой собой.
Неожиданно на нее нахлынули воспоминания и она мысленно перенеслась на год назад…
1
Только что приехавшая в Штаты, она жила в однокомнатной квартирке на верхнем этаже старого дома, который назывался «Вудбери». Именно там в один прекрасный теплый вечер на исходе весны они и столкнулись.
Наклонив голову и глубоко погрузившись в свои мысли, она шла вверх по лестнице, прижимая к груди темно-коричневый бумажный пакет с покупками. Ей навстречу бежал какой-то мужчина, перепрыгивая через две ступеньки.
Они достигли площадки одновременно и столкнулись плечами; при этом Мона выронила пакет и зашаталась.
Не растерявшись, мужчина схватил ее за талию и удержал от падения, однако коробки, свертки и фрукты радостно загремели вниз по ступенькам.
Рост Моны составлял метр семьдесят, но широкоплечий незнакомец был выше ее на голову, имел красивые темно-синие глаза с пушистыми ресницами и черные, слегка вьющиеся волосы. Ему очень шел небрежный наряд, состоявший из джинсов стального цвета и рубашки с отложным воротничком. Узкобедрый, без грамма лишнего жира, он был похож на спортсмена.
Мона запрокинула голову, увидела тонкое худое лицо, раздвоенный подбородок, губы, от которых холодело под ложечкой, и у нее перехватило дыхание.
Темные глаза внимательно изучили ее безукоризненное лицо сердечком, и наконец незнакомец спросил:
— Вы в порядке? — Голос был низким и сексуально-хрипловатым.
Трепеща от его мощной сексапильноти, она еле слышно пролепетала:
— Да, спасибо…
От белозубой улыбки молодого человека у Моны отчаянно забилось сердце.
— Прошу учесть, что я чуть не сбил вас с ног, и простить мне столь пристальный осмотр.
Мона заставила себя отвести взгляд и вспомнила, что солидной двадцатитрехлетней женщине не к лицу вести себя как сопливой школьнице.
Пытаясь скрыть оторопь и говорить непринужденно, Мона промолвила:
— Я не из сердитых. К тому же, если быть честной, тут есть доля и моей вины.
— Честная и не из сердитых, — с добродушной насмешкой повторил он. — Таких женщин одна на миллион. — Прежде чем Мона успела придумать подходящий ответ, он добавил: — И, несомненно, англичанка.
С неосознанной гордостью она ответила:
— Наполовину американка…
— Ни за что бы не подумал.
— Правда, я никогда не была в Штатах, но недавно получила возможность год поработать в американском отделении нашей компании.
— Это какой же?
— «Лондон-Филадельфиен груп».
— Знаю, — тут же ответил он. — У меня были кое-какие деловые контакты с Риком Хаббар-дом, человеком, которому фактически принадлежит ЛФГУ И чем вы у них занимаетесь?
— Я личная помощница Ивлин Хаббард, сестры мистера Хаббарда. Мы познакомились, когда она прилетала в наш лондонский офис. Узнав, что я наполовину американка, она предложила мне эту должность.
— Понятно. И кто же из ваших родителей был американцем?
— Мать. Она родилась в Норфолке.
— Какое совпадение! Моя тоже американка.
— Значит, вы американец? А по произношению не скажешь.
— Наверное потому, что я наполовину американец, наполовину англичанин, как и вы. Родился и вырос в Штатах, но учился в Оксфорде. Там до сих пор живет мой дед по отцовской линии. Хотя вообще-то наша семья родом из Шотландии. — Не успел он закончить, как апельсин, осторожно покачивавшийся на верхней ступеньке, со стуком покатился вниз. Опустив взгляд, незнакомец сказал: — Хотя стоять здесь и держать вас в объятиях очень приятно, лучше собрать покупки, пока они не очутились в вестибюле.
Задумчиво следя за тем, как он ловко собирает помятые фрукты и другие продукты, Мона поняла, что случилось нечто невероятное.
Когда все снова оказалось в коричневом бумажном пакете, молодой человек заметил:
— Ущерб невелик, за исключением яиц. Они больше никогда не будут прежними. — Он уныло посмотрел на промокший сверток и добавил: — Надеюсь, вы не собирались есть их на ужин?
— Честно говоря, собиралась.
Мужчина посмотрел на ее левую руку без кольца и спросил:
— Вас ждал ужин в одиночестве?
— Да, — призналась она.
— В пятницу вечером, накануне уик-энда?
— Я в Филадельфии всего несколько дней и еще не успела ни с кем познакомиться.
Хотя Мона любила людей, природная застенчивость, усугубленная воспитанием, мешала ей легко обзаводиться друзьями.
Он хлопнул себя по лбу и трагически воскликнул:
— Бедная маленькая Кэтти! Совсем одна в чужом городе!
Эта непритязательная шутка заставила ее рассмеяться.
Незнакомец уставился на нее как зачарованный и пробормотал:
— Ямочки на щеках и прекрасные зеленые глаза… Две вещи, которые я люблю больше всего на свете. Знаете, Кэтти, я никогда раньше не встречал такого сочетания.
— Меня зовут Мона, — сказала она. — Мона Мэрчант.
— А я — Брет Роуд.
Они чинно пожали друг другу руки.
— Ну, раз уж я толкнул вас и лишил ужина, самое малое, что я могу для вас сделать, это угостить пиццей. Что скажете?
Следовало согласиться, но Мона вспомнила строгие предупреждения бабушки и заколебалась.
— Если вы не любите пиццу, то можно заменить ее спагетти.
Она едва заметно покачала головой.
— Я люблю пиццу.
Следя за ее лицом, Брет невозмутимо произнес:
