Мона неохотно вернула ключи, и Брет сунул их в карман брюк.
Должно быть, тут имеется еще одна ванная. Волосы Брета были влажными, и, кроме того, он успел побриться.
Она невольно залюбовалась его красиво очерченными губами и волнующей ямочкой на решительном подбородке.
Словно отвечая на ее мысли, Брет провел тонкими пальцами по гладко выбритой челюсти и небрежно заметил:
— Щетина может повредить твою безукоризненную кожу.
Когда Мона смущенно опустила глаза, довольный Брет посторонился и пропустил ее на кухню.
На первый взгляд это была обычная деревенская кухня с каменным полом, огромной черной плитой и гладко выскобленным деревянным столом. Однако вскоре удивленная Мона заметила множество современных приспособлений.
Брет открыл холодильник и достал оттуда большую ярко раскрашенную коробку.
— Как ты относишься к пицце? Разогреть ее — минутное дело.
— Я не голодна.
— Ты что-нибудь ела после ланча?
— Нет, — равнодушно призналась Мона. После аварии у нее испортился аппетит.
— Морить тебя голодом я не собираюсь. Поэтому доставь мне удовольствие и поешь. — Когда Мона слабо покачала головой, он сказал: — Ну что ж, если ты действительно не голодна, тогда пойдем спать.
От этих слов ее бросило в дрожь. Она с трудом проглотила слюну.
Брет поднял темную бровь.
— Ну что?
— Предпочитаю пиццу.
— Не слишком лестно, но очень разумно. Ты похудела сильнее, чем мне казалось. Я покупал тебе одежду на прежний размер, но теперь вижу, что она велика.
Мона вспомнила, в какой гнев пришел Брет, когда Рик купил ей костюм, но удержалась от колкого замечания.
Брет, по-прежнему безошибочно читавший ее мысли, мрачно заметил.
— На этот раз все было правильно.
— Что ты хочешь этим сказать?
— То, что вечернее платье не лучшая одежда для похищения.
Когда Мона закусила губу и погрузилась в молчание, он пожал плечами и начал готовить. Сбрызнув салат маслом и сунув пиццу в духовку, он предложил:
— Давай выпьем чего-нибудь. Что ты предпочитаешь?
Мона хотела отказаться, но решила, что мучиться от жажды нет никакого смысла.
— Фруктовый сок, пожалуйста.
Он наполнил два высоких стакана, добавил лед и протянул один стакан ей. Затем открыл заднюю дверь и вывел ее наружу.
— Давай-ка посидим и полюбуемся пейзажем при луне.
Перила старой деревянной террасы были обвиты виноградной лозой и шиповником. По обе стороны двери стояли торшеры; кроме того, здесь были стол, стулья и кресло-качалка.
Мона повернулась к стулу с прямой спинкой, но Брет взял ее под руку, усадил в качалку и сел рядом.
— Так удобнее.
Он не стал включать торшеры. Террасу заливал серебристый свет луны. Было тепло и безветренно. Воздух был наполнен ароматами цветов и трав. Какое-то, время они сидели молча и пили сок. Потом Брет обернулся к Моне и спросил:
— Как голова?
— Спасибо, лучше, — чопорно ответила она. Когда настала пауза, Брет решил, что нужно продолжить светскую беседу, и небрежно спросил:
— Что скажешь о моем новом доме?
В других обстоятельствах ей здесь понравилось бы, но сейчас это была всего лишь новая тюрьма. Сначала Мона решила не отвечать, но усугублять ситуацию было не в ее интересах.
— Странный выбор, — равнодушно ответила она.
— Мне был нужен дом на Лонг-Бранче, недалеко от моря и в то же время подальше от «Голубой лагуны», где слишком много людей, ухоженных газонов и бассейнов. Такие дома, имеющие овое лицо, являются самыми лакомыми кусочками на всем острове. Они дороже, но, на мой взгляд, куда красивее современных построек. Когда недавно этот дом поступил на рынок, я решил взглянуть на него. Влюбился с первого взгляда и купил.
— Для романтических уик-эндов? — вырвалось у нее. Поняв, что сказала глупость, Мона быстро добавила: — Кажется, ты сам использовал это слово…
— А что, разве тут недостаточно романтично? Лунный свет, дикие розы, дыхание истории… — Он прервал фразу и вздохнул. — Ладно, пора есть. Наверное, пицца уже готова.
Когда он вернулся с металлическим подносом, Мона успела пересесть к столу. Брет одобрительно кивнул.
— Похоже, я тебя напугал. Решила поесть? Вот и молодец.
— Напугал? Еще чего! — вздернув подбородок, солгала она. Он усмехнулся. Поняв, что Брет не верит ни единому ее слову, Мона твердо добавила: — Кажется, я все-таки проголодалась.
— Вот и отлично.
Брет положил на ее тарелку половину пиццы, щедрую порцию салата и наполнил бокалы красным вином.
Мона молча взяла нож и вилку, сунула кусочек в рот и тут же поняла, что, сама того не желая, сказала правду.
Когда они воздали должное еде, Брет поднял бокал и произнес тост:
— За Кларис, благодаря которой это стало возможным. — Видя, что Мона поджала губы и поставила бокал на стол, он тихо сказал: — Не сердись на нее. Кларис сделала это ради твоей пользы. Она считает, что так нужно.
— Она ошиблась! Ей следует думать о Рике.
— Скоро ты убедишься, что так оно и есть. Представь себе, что твой любимый, но упрямый ребенок носит в кармане вещь, способную причинить ему вред…
— Я могу причинить Рику вред только одним: уехав с другим мужчиной и бросив его в нужде.
— Похоже, она думает по-другому. Он уже имеет опыт неудачного брака. Что будет, если он снова женится на женщине, которую на самом деле вовсе не любит и которая не любит его?
— Но он любит меня.
— Это страсть, мания, что угодно, но только не любовь. Если бы это была любовь, привязан-ность или хотя бы просто взаимная приязнь, у такого брака были бы хоть какие-то шансы на успех. Мания рано или поздно пройдет, а что останется? Ничего, кроме пустоты…
Он говорил с жаром и убеждением, и Мона была вынуждена согласиться с ним.
И все же это ничего не меняет. Какое бы чувство к ней ни испытывал Рик, пока оно не умрет, она не сможет уйти от него. Пока он будет желать этого, она останется с ним.
Наступила долгая пауза. Мона сидела неподвижно как мраморная статуя.
Не сводя с нее глаз, Брет негромко сказал:
— Готов поклясться, что ты согласна со мной.
— Согласна.
Когда Брет продолжил, в его голосе прозвучала странная нотка:
— Но это ничего не меняет?
— Не меняет.
Не в силах усидеть на месте, он поднялся и начал расхаживать взад и вперед.
