– Однако, давно не быть капитальный ремонт! – смущенно пояснил Эл-Мер.
Отряд вошел в зал с низким закопченным потолком. Пыльные окна почти не пропускали света, о воздухе и говорить не приходилось. Вид голых стен навевал тоску. В дальнем конце зала располагался помост, на котором стоял трон, некогда роскошный, а ныне заслуживающий эпитета «срамота». На троне – нога на ногу – сидел старик с лицом закоренелого садиста. Жидкие сальные космы, то ли седые, то ли покрытые пылью, острый кадык, козлиная бородка... Остатками зубов старик яростно глодал жареный олений бок, обильно политый кетчупом.
Чихая от пыли, годами копившейся на полу, герои подошли к помосту. Старец, терзая мясо, не удостоил их даже мимолетного взгляда.
Гнусдальф посмотрел на Эл-Мера:
– У него что, снова меланхолия?
– Однако да!
– И что на сей раз?
– Однако, блохи загрызли его верный оруженосец!
– Действительно, есть повод для печали...
Старик глянул на пришельцев исподлобья и отшвырнул объедки к окну.
– Чего надо? – скрипуче осведомился он, медленно обтирая жирные ладони о толстый шерстяной свитер типа «слепая бабушка вязала». – Вы кто? А? Не слышу! Вы знаете, к кому попали, смерды? Я Галоген Трехрогий, сын Градусника! Непорочный Вождь Рахитана и его окрестностей! Ниц, ниц падите перед грозным Галогеном!
Он вытащил из-за трона костыль, оперся на него и, кряхтя, как ишак, везущий булыжники из каменоломни, встал на ноги. Черная мантия на его острых плечах напоминала сложенные крылья летучей мыши. Глаза были желтые, волчьи. Старик повернулся сплюнуть, и все увидели, что его горбатый нос смотрит в пол заостренным кончиком, как клюв ястреба. Про козлиную бородку я уже говорил, да?
– Грозным буду... – прошептали тонкие, змеиные губы старца.
– Будешь, будешь, – выступил вперед чародей. – Однако ты быстро забыл старого друга, Вождь! Ну-ка, присмотрись, кто я?
Галоген прищурился.
– Из похоронного бюро, что ли?.. – Он поморгал, затем вынул из кармана плаща очки с перемотанными изолентой дужками и водрузил на нос. – А, теперь разглядел! Ты Гнусдальф Побирушник, мой старый знакомый! Ты вернулся и, как вижу, вымылся. Весьма похвально, весьма! И, как всегда, вошел с черного хода, прямо глиста какая-то, а не человек!
Гнусдальф зашипел, словно рассерженный кот.
– Опасно оскорблять того, в чьих руках – мощь богов и нити к спасению от зла! – отчеканил он. – Да, я вернулся! У меня к тебе серьезный разговор! Да, я стал
– Убери отсюда этого придурка! – махнул рукой Галоген. – Опального? Да я его убить хотел! Жаль, не догнал! Знаешь, что я узнал? Он все еще девственник!
– Вай, однако, зачем такое сказал? – обиделся Эл-Мер. – Ты, батя, однако, козел!
– Что? Так ты еще отца оскорблять, папку своего? – замахнулся костылем Галоген. – Здоровенный лоб, а до сих пор не выучился нормально говорить на Общем! Ну какой болван тебя учил? Вон отсюда! И ты, Гнусдальф Побирушник, вали отсюда со своей бандой! Все, больше денег я тебе не дам! – Он приподнял край плаща, и все увидели, что его штаны в заплатах. – Катись побираться в другое место! Понял, амиго?
Лицо Гнусдальфа стало каменным.
– А ты, я вижу, по-прежнему хамишь... – проронил он. – Советую как друг: придержи язык. Или я продемонстрирую тебе свою магическую силу!
Галоген брезгливо сплюнул на пыльный паркет:
– Знаю я твою силу! Ужасно, не скрою, но за последний год у меня почти полностью атрофировалось обоняние. Давай, демонстрируй свою силу, самоучка!
Гнусдальф судорожно стиснул посох.
– Ты даже не представляешь, насколько изменилась моя магия за последнее время... – процедил он.
– Ну да? И раньше-то был один срам, а что сейчас – я и подумать боюсь!
Взвыв, как раненый зверь, маг взял посох наперевес и прыгнул к помосту.
– По голове, однако, лучше не бей! – посоветовал Эл-Мер. – Убить можешь! Лучше по спине и ребрам!
– Врежь по шее, а когда упадет, бей по почкам! – подначил Гнивли.
Но Гнусдальф проигнорировал эти советы.
– Ты хотел магии? – прищурился он. – Ладно, з-зараза, гляди!
Кончик воздетого посоха царапнул потолок; на Гнусдальфа манной небесной посыпалась побелка.
– ДА БУДЕТ СВЕТ! – взревел он, кося одним глазом в какую-то книжонку. –
И он ударил кончиком посоха в пол.
Дальше случилось ужасное. В зале, под самым потолком, сверкнула слепящая молния, а потом громовой раскат вышиб из окон все стекла. Одновременно с этим с Гнусдальфа исчезла вся одежда. Абсолютно голого мага залили потоки яркого солнечного света.
Пахнущий озоном ветерок закружил по полу пыль, дохлых мух и обрывки газет. Из окон открылся чудный вид на земли Рахитана, похожие на гладко раскатанную зеленую лепешку с белыми точками там и сям – то были юрты кочевников-оленеводов.
Гнусдальф застыл с открытым ртом: от всего случившегося его хватил паралич.
Галоген поправил очки и прищурился.
– Неслабые мышцы, – прошептал он. – А ведь мы почти одногодки. Да, что-то я себя запустил...
Элерон обошел мага кругом, потыкал пальцем в упругую загорелую ягодицу и завистливо вздохнул:
– Недурственный загар. Валялся, должно быть, в каком-нибудь солярии. Кстати... Эй, вы, двое! Я же говорил, нет у него обрезания!
Эльф и гном подбежали к Бодяжнику.
– Ого! – округлил глаза Гнивли. – Теперь ясно, почему его так девушки любят! Знаете, ребята, я не отказался бы с ним поменяться!
– Не ты один! – вздохнул Лепоглаз.
– Может, распишем его под индейца, пока он не очнулся? – хихикнул гном.
– Лучше под этих... которые чулочки носят, – подумав, сказал Лепоглаз. – Ну, эти,
Однако тут в зал влетел мощный коренастый рахитанец со светлыми волосами до плеч. Могучая грудь распирает кожаную безрукавку, кожаные штаны трещат под напором бедер...
– Батя, ты обещал мне трояк! – пискляво заявил он. – Ой, что это? Ты пригласил стриптизеров?
– Не смотри срамного, Э-Витта! – крикнул Галоген.
– Но папа... Я хотела...
– Дочка! Немедленно отвернись!
Рахитанец надул губы:.
– Ну вот еще!
– Это... женщина? – прошептал Элерон.
Эл-Мер восторженно кивнул:
– Однако, мой сестра! Первый красавица среди мой народ!
Впечатлительный эльф рухнул в обморок. Бодяжник отыскал в себе силы взглянуть на кирпично- красную физиономию с квадратным подбородком и маленькими недобрыми глазками. «Бреется, наверное, чаще меня, – подумал он, заметив порез на щеке. – Мама родная! Откуда у нее такие плечи?
