«Типовая» рисуночная «азбука» в древности получила распространение во всей Центральной Азии и была понятна всем её обитателям. С египетскими иероглифами она не имеет ничего общего. Потому что египетский иероглиф — условное изображение конкретного звука (иногда — слога), а не «идеи». Т. е. это тот же фонетический алфавит, только в нём вместо букв — рисунки по типу простейшего ребуса: утка — это У; жук — это Ж; змея — это 3 и т. д. Причём он оказался одним из русских фонетических алфавитов — «знаки разные, язык — единый». Такими знаками-буквами на груди сфинкса по-древнерусски написано «Жри тяюжежи суи-тиси» — ВЗИРАЮ НА ВАШУ СУЕТУ[133].
Слухи о необыкновенной сложности китайской иероглифической письменности — миф, намеренно раздуваемый, как сами китайцами, так китаеведами для повышения собственной важности.
В основу «китайской» иероглифической письменности рисунок положен в качестве «абстрактного образа», «идеи чего-то». Было разработано 214 рисунков-ключей: точка, верх, ограда, яшма, обрыв, навес, шаг, человек, собака, стрела, крыша, пещера, металл, один, два, три, воин, работа, письмена, женщина, тыква, речь, насекомое, звук, когти, старый, нога, пища и т. д. (в настоящее время количество знаков- ключей сокращено до 190.).
Обучающемуся, без различия, на каком языке или диалекте он разговаривает, предстоит запомнить эти простейшие рисунки. Информационно они «оживают» только в комбинациях друг с другом. Например, если ключ «палка» пересекает посередине сверху вниз изображение ключа «ограда», то возникает идея «середины» чего-то. Если следующий иероглиф представляет из себя ту же «ограду», но внутри неё нарисован ключ «яшма», то мы получаем «государство».
В итоге — весьма конкретный образ: «Срединное государство». Озвучить два этих иероглифа можно на любом языке — русском, английском, нанайском и т. д., как при дубляже кинофильмов. На китайском северном разговорном диалекте («путунхуа»), который положен в основу государственного языка Китая, получится — «Джун Го».
Знак «навес» в комбинации со знаками «дерево», «человек» и «металл» дают два иероглифа, в сумме обозначающие крытую досками автобусную остановку. Если убрать знаки «человек» и «металл», но добавить знак «собака», то тогда получится «будка для собаки». И т. д., и т. п.
Такая письменность — это возможность вовлечения в цивилизационный процесс великого множество азиатцев, говорящих на сотнях языков и их диалектах. Потому что выдумать для всех монголоидов «персональную» фонетическую азбуку было неосуществимо практически. Для сравнения, в современном Китае более шестидесяти малочисленных народностей вовсе не китайцев, а сами великоханьцы — это сорок диалектных групп. Но все они по утрам читают орган ЦК КПК газету «Женьминьжибао».
Вне всякого сомнения, единая для всей Азии иероглифическая «азбука» такого типа была разработана в каком-то едином «научном» центре. Этот «центр» был где-то в полосе Великого Турана Древней Руси. По завершении разработки «азбуки», от каждого народа и народца в специальные школы стали отправляться группы молодёжи для её изучения. Возможно и наоборот: в каждый народ, в каждую диалектную группу пошло по одному учителю. Последнее наиболее вероятно.
Таким образом одномоментно было достигнуто счастливое письменное единообразие на громадных пространствах Азии. Отсюда понятно, почему памятники письменности древних и средних веков всех государств Азии изложены одними и теми же «китайскими» иероглифами. С точки зрения китайских «историков» это доказательство их бывшего присутствия в составе Китая, что, конечно же, не так.
Когда в средние века началось формирование мононациональных государств — будущих Вьетнама, Кореи, Японии, Тибета и др., - у них появилась возможность перейти на фонетическое письмо. В Китае же разработка фонетической или какой-то приближённой к ней азбуки для всех его диалектных говоров и языков запустит механизм распада Срединного государства, что прекрасно понимается его руководством. Реальным оказалось лишь введение в начале 1950-х гг. упрощённого написания наиболее часто употребляемых иероглифов.
Ситуация с «китайской» иероглифической письменностью вызывает такую вот трагикомедию от археологии. Если в земле Сибири находят, например, бронзовую, латунную или золотую пластинку-«пайдзу» (удостоверение личности) с иероглифами на ней, то считается, что её изготовили при таком-то китайском императоре и вручили китайцу-чиновнику, как знак подтверждения его властных полномочий в Сибири. Такие «пайдзы» вместе с «китайскими» монетами особенно часто обнаруживают в Приморском крае. Это значит, говорят историки, что Приморье когда-то было китайским.
На самом же деле, такие «документы» выдавались не китайской, а славяно-русской администрацией: и азиату, и русскому, куда-то зачем-то отправляемому или назначаемому. Какой же смысл при единой для всей Азии рисуночной письменности писать на «пайдзе» по-русски? То же самое относится к старинным «китайским» монетам, надписям на памятниках, скульптурах, шёлке и т. п. артефактах, обнаруживаемых в Сибири, Приморье и даже на Нижнем Амуре.
Приморские археологи пишут, что полудикие «чжурчжени», однажды завоевав очень-очень цивилизованный Китай (они тоже читали Иакинфа-Бичурина), ограбили его, вывезя на территорию Приморья 400 тонн латунных и бронзовых монет — тех самых с квадратными дырками. Во-первых, это какому же недоумку придёт в голову останавливать экономику Китая? Во-вторых, почему бы не предположить, что Приморье, при его-то технической развитости в древние и средневековые времена, было «монетным двором» всей Азии, в том числе будущих Китая, Кореи, Японии, Вьетнама и т. д.
И ещё можно предположить, что Приморье было местом дислокации столицы государства журов- манжуров, в состав которого Китай входил с древнейших времён. И это логично, потому что Приморье — это часть Руси Тихоокеанской; Приморье — восточная «оконечность» Великого Турана Древней Руси.
А ещё была одна и та же на весь Тихоокеанский регион экономика: «Когда Джеймс Кук в числе первых европейцев появился в 1778 году у северо-западного побережья Американского континента, он, к своему величайшему удивлению, увидел у местных индейцев немало древних вещей восточноазиатского происхождения. Позднее, уже в нашем столетии, учёные-энтографы обнаружили у индейцев хайда и квакиутль на северо-западном побережье США и Канады нагрудные украшения, изготовленные из бронзовых китайских монет…» [Hibben F. «Digging up America». N.Y., 1960. P. 52–53][134].
Над происхождением китайской цивилизации задумывался Григорий Ефимович Грум-Гржимайло (1860–1936) — не кабинетный, а настоящий знаток Китая, исходивший пешком всю Центральную Азию:
«Лучи китайской культуры освещают ныне более половины старого континента; но никто из синологов… не ответил ещё на вопрос, как могла эта культура зародиться, развиться и достичь высокого совершенства у одинокого небольшого племени короткоголовых, разобщённого со всем остальным миром волнами диких народов и необъятными пространствами девственных стран…
Не окажутся ли, например, так называемые «гу» — высокие башни, возводившиеся государями Чжоуской династии и совершенно забытые только при Юанях, копиями уступчато-пирамидальных храмов Ассирии? А ирригационное искусство? Оно могло зародиться в сухой Сирии и Иране, но не в «Стране цветов» (часть южной половины современной провинции Шаньси, считающаяся прародиной великоханьцев. —
Ныне Китай весь распахан, его леса уничтожены, его лёссовая поверхность изрыта оврагами и тальвегами; всё это в совокупности высушило его почву, во много раз увеличив и её испаряемость; теперь он, действительно, нуждается в орошении; но тогда? Конечно, нет. А между тем, мы видим китайцев, занимающихся канализацией уже за двадцать веков до Р.Хр.
Ясно, что при обработке полей ими уже применялись не ими самими выработанные, а унаследованные приёмы. Не доказывает ли это, что китайцы были народом пришлым, а не аборигенами земель бассейна р. Хуан-хэ? Но если они были пришельцами, то откуда же, как не из окрестностей того древнейшего очага культуры, который находился в Передней Азии и куда искони сходились народы разных рас и языков как бы для того только, чтобы сложить там сокровищницу знаний сознания своего гения»[135].
«Древнейшим очагом культуры», где монголоидные народы получали «сокровищницу знаний сознания своего гения» был Великий Туран Древней Руси. Какого-то другого «очага» не просматривается в
