Маркс предложил Бакунину закурить.
— Кури, — и сам сделал глубокую затяжку. — Надолго к нам?
— Немного побуду.
— Может, останешься здесь совсем?
— Мы с женой выбрали Италию.
— Как долго думаете пробыть там?
— Пока трудно сказать, но с годик проведем. Надо силы восстановить.
Маркс с минуту молчал, глядя на огонек папиросы.
— Ну, а в России что нового?
— Тебе лучше знать. Разве твоим корреспондентам нечего сообщать?
— Сообщают. Дела не ахти. И все же тебе больше известно о своей родине, дорогой Михаил. Польское восстание потоплено в крови. Покончено и с кавказскими горцами. Полмиллиона черкесов прогнали за море, в Турцию. Русского мужика, недовольного реформой, усмиряют огнем, шпицрутенами и розгами. Короче говоря, русский царизм достиг своих вершин. Где ты думаешь найти себе применение? Бакунин ответил не сразу.
— Мне по душе ваша организация, — сказал он. — Я с большой охотой в нее вступлю. После польских событий я твердо решил присоединиться к социалистическому движению.
Маркс долго и испытующе глядел на своего собеседника.
— Намерение похвальное, — проговорил он без особого энтузиазма. — Мы с Энгельсом были бы только рады, если бы вы с Герценом вошли в Интернационал. Но… — Маркс сделал паузу, как бы раздумывая о чем-то, — нам нужны только интернационалисты.
Бакунин с силой вдавил недокуренную папиросу в пепельницу, закинул ногу на ногу.
— Это что же получается? Мы с Герценом не интернационалисты?
— В некотором смысле… не интернационалисты, — Маркс сделал ударение на последнем слове. — Герцен от начала до конца панславист. И ты, дорогой Михаил, недалеко от него ушел.
— В этом смысле я, кажется…
Маркс покачал головой, не дал ему договорить:
— Нет, Бакунин, заблуждаешься. Твои призывы к славянам о том, чтобы сблизиться с немцами и венграми, не делают тебя интернационалистом. Ты не принимаешь во внимание революционные силы и гегемонию пролетариата. Твой 'крестьянский социализм'
— утопия чистейшей воды. А твой лозунг о создании славянской федерации не только плох, но и просто вреден.
— Почему? — удивился Бакунин.
— Невозможно создать славянскую федерацию, не стерев с карты Европы Турцию, Венгрию и половину Германии. Отторгнутые от них территории пришлось бы присоединить к России.
— В этом видится двойная выгода, — возразил Бакунин.-
Во-первых, освобождение славян от турецкого и австрийского ига, во-вторых, ослабление Австрии и Турции.
— А последствия? — Маркс встал и оперся обеими руками о край стола. — Ты подумал о них? Ведь тогда во главе славянской федерации встанет царская Россия. Значит, силы ее удесятерятся. Добившись же такого результата, панславизм не сможет обеспечить своего будущего иначе, как путем покорения Европы. Ведь панславизм из символа веры превратился теперь уже в политическую программу и, имея в своем распоряжении восемьсот тысяч штыков, ставит Европу перед альтернативой:
либо ее покорение славянами, либо полное разрушение центра ее наступательной силы — России!
Бакунин внимательно слушал.
— Мне очень обидно, — продолжал между тем Маркс, — что все вы закрываете глаза на события, которые происходят у вас на родине, и не придаете им должного значения.
— Герцен и я, — живо отозвался Бакунин, — сделали все возможное, чтобы помочь Польше. Постарались обнажить и показать всему миру истинное лицо внутренней и внешней политики царизма.
Думаю, это кое-что означало для революции?
— Знаю и благодарю вас за это. Но Кавказ? Разве то, что происходит сейчас там, вас не интересует? Дорогой мой, самыми серьезными событиями в Европе с 1815 года я считаю польское восстание и завоевание Кавказа.
— С поляками понятно, — сказал он. — Но зачем сюда впутывать наших кавказских горцев? Смешно было бы ставить их в один ряд с просвещенными поляками.
Маркс от души расхохотался:
— Эх, головы! По-вашему выходит, все революционеры должны иметь университетское образование? Как тебя прикажешь понимать? То давай одних только образованных, то строишь социализм силой одних лишь русских крестьян. Не кажется ли тебе самому, что все это, как бы выразиться поточнее, несколько странно выглядит?
— А революционное сознание народа?..
— Не понимаю тебя. Неужели ты в самом деле считаешь, что вольные, свободолюбивые горцы менее сознательны, чем русские крепостные крестьяне, которых помещики тоже веками держали в темноте и невежестве?
