которое носите и вы, я отказываюсь бежать еще раз!
Бенито упал к ногам отца. Он протягивал к нему руки, он умолял…
— Но этот приказ, отец, — твердил он, — этот приказ может прийти уже сегодня, каждую минуту… и в нем будет смертный приговор!
— Если бы приказ был уже здесь, я и то не изменил бы своего решения. Нет, сын мой! Виновный Жоам Дакоста мог бы бежать. Невиновный — не убежит!
Затем произошла душераздирающая сцена. Бенито боролся с отцом. Маноэль в смятении стоял у окна, готовый подхватить пленника, но тут дверь в камеру вдруг отворилась.
На пороге стояли начальник полиции, а за ним тюремный надзиратель и несколько солдат.
Начальник полиции увидел, что здесь готовился побег, но поза заключенного говорила, что он отказался бежать. Полицейский ничего не сказал. Но лицо его выразило глубокое сожаление. Несомненно, он, как и судья Жаррикес, хотел бы, чтобы Жоам Дакоста бежал из тюрьмы.
А теперь… слишком поздно!
Держа в руке какую-то бумагу, начальник полиции подошел к заключенному.
— Прежде всего, — сказал ему Жоам Дакоста, — позвольте вас заверить, что от меня одного зависело бежать из тюрьмы, но я отказался.
Начальник полиции кивнул головой; затем, стараясь придать твердость своему голосу, объявил:
— Жоам Дакоста, только что получен приказ от министра юстиции из Рио-де-Жанейро.
— Ах, отец! — закричали Бенито и Маноэль.
— Этот приказ, — спросил Жоам Дакоста, скрестив руки на груди, — предписывает привести в исполнение смертный приговор?
— Да!
— Когда?
— Завтра!
Бенито бросился к отцу и, обхватив его, еще раз попытался вытащить из камеры… Солдатам пришлось вырвать узника из его объятий.
Затем, по знаку начальника полиции, Маноэля и Бенито вывели из тюрьмы. Надо было положить конец этой тягостной сцене, которая и так слишком затянулась.
— Сударь, могу ли я завтра утром, перед казнью, провести несколько минут с отцом Пассанья? — спросил заключенный начальника полиции. — Прошу вас все ему сообщить.
— Ему сообщат.
— Будет мне позволено повидать мою семью и в последний раз обнять жену и детей?
— Вы их увидите.
— Благодарю вас, сударь. А теперь прикажите охранять это окно, я не хочу, чтобы меня вытащили отсюда насильно!
Начальник полиции поклонился и вышел вместе с тюремным надзирателем и солдатами.
Осужденный, жизнь которого через несколько часов должна была оборваться, остался один.
18. Фрагозо
Итак, приказ был получен и, как предвидел судья Жаррикес, этот приказ предписывал немедленно привести в исполнение приговор, вынесенный Жоаму Дакосте. Обвиняемый не представил никаких доказательств своей невиновности. Правосудие должно свершиться.
На другой день, 31 августа, в девять часов утра осужденный должен быть повешен.
В Бразилии смертную казнь обычно заменяли более мягким наказанием и применяли ее только к неграм; но на этот раз казнь грозила белому.
Таковы законы о преступлениях в Алмазном округе, где, в интересах общества, наказания никогда не смягчаются.
Теперь ничто не могло спасти Жоама Дакосту. И потеряет он не только жизнь, но и честь.
В это самое утро, 31 августа, какой-то всадник мчался во весь опор в Манаус. Он так гнал своего скакуна, что в полумиле от города благородный конь упал, не в силах двигаться дальше.
Всадник даже не попытался его поднять. Он взял от коня все, что тот мог ему дать, и даже больше, а теперь, несмотря на собственную усталость, вскочил и бросился в город.
Этот человек прискакал из Восточных провинций по левому берегу реки. Он истратил все свои деньги на покупку лошади, потому что на ней можно было добраться до Манауса скорее, чем на пироге, идущей против течения.
То был Фрагозо.
Удалось ли нашему молодцу осуществить свой замысел, о котором он никому не говорил? Нашел ли он отряд, где служил Торрес? Открыл ли какую-нибудь тайну, которая могла бы еще спасти Жоама Дакосту?
Этого он и сам не знал; но, во всяком случае, спешил как можно скорее сообщить судье Жаррикесу все, что разузнал во время этой короткой поездки.
Вот как было дело.
Фрагозо не ошибся, узнав в Торресе лесного стражника из отряда, орудовавшего на берегах Мадейры.
Он отправился туда и в устье этого притока Амазонки выяснил, что начальник лесной стражи находится где-то в окрестностях.
Не теряя ни минуты, Фрагозо пустился на розыски и не без труда нашел его.
Начальник лесной стражи охотно ответил на вопросы Фрагозо. Они были так безобидны, что у него не было никакой причины скрытничать.
Ведь Фрагозо задал ему всего три вопроса:
— Не служил ли в вашем отряде несколько месяцев назад лесной стражник Торрес?
— Да, служил.
— Не было ли у него в отряде близкого товарища, который недавно умер?
— Был.
— А как его звали?
— Ортега.
Вот и все, что выведал Фрагозо. Могли ли эти сведения как-нибудь изменить положение Жоама Дакосты? Маловероятно!
Фрагозо и сам это понимал и потому стал расспрашивать начальника, знал ли он этого Ортегу, не может ли сказать, откуда он родом, и добавить что-нибудь о его прошлом. Все это могло иметь большое значение, так как, по словам Торреса, этот Ортега и был настоящим виновником преступления в Тижоке.
Но, к несчастью, начальник лесной стражи больше ничего не мог сообщить.
Достоверно было то, что Ортега много лет служил в лесной полиции, что с Торресом его связывала тесная дружба, что их всегда видели вместе, и Торрес был при нем в его последние минуты. Вот и все, что знал начальник полиции, и к этому ничего не мог добавить.
Фрагозо пришлось удовлетвориться этими незначительными данными, и он тотчас уехал.
Но если преданный Фрагозо не достал доказательств, что этот Ортега и был виновником преступления в Тижоке, то он установил хотя бы, что Торрес не солгал, рассказав, как один из его товарищей по отряду умер у него на руках.
Что же касается утверждения Торреса, будто Ортега отдал ему важный документ, то оно становилось теперь весьма правдоподобным. Вполне возможно также, что документ имеет отношение к преступлению в Тижоке, истинным виновником которого и был Ортега, и что в нем Ортега признает свою вину и описывает обстоятельства дела, подтверждающие ее. Следовательно, если бы можно было прочесть документ, если б удалось найти к нему ключ, если б узнать число, на котором он построен, то правда несомненно выплыла
