Настоящее стихотворение — аллегория, где поэт обращается к любви и смерти. Согласно указанному источнику, Хобхауз на копии этих стихов написал, что они никому конкретно не посвящены и представляют собой «поэтическое скерцо». Из процитированного на английском языке отрывка трудно определить род местоимения thee, как, впрочем, и РОД некоторых других обращений, выраженных в данном стихотворении местоимениями, поскольку в английском языке категория рода, в частности, местоимения you (you said — ты сказал/а), при отсутствии более широкого контекста, с чем мы и сталкиваемся в приведенном стихотворении, не всегда поддается столь точному определению, как в русском. Данное стихотворение слишком хорошо известно в переводе Блока, чтобы произвольно менять род местоимения. Но в таком случае процитированное стихотворение не соотносится с предваряющим его абзацем.
Байрон был легендой своего времени и остается таковым в наше время. Он был романтиком, однако в отличие от своих собратьев по перу его романтизм был окрашен в менее радужные и оптимистичные тона, поскольку поэт придерживался несколько иных взглядов на ту непреодолимую пропасть, которая разделяет наши идеалы и реальность. Герой Байрона презирает условности, его судьба предрешена, он страстен. Этот образ заставляет и геев, и прочих людей переоценивать свои воззрения. С самого начала пример легендарного Байрона воодушевлял геев: уже в 1833 году появилась поэма анонимного автора «Дон Леон», где описывались похождения гомосексуалиста. Предполагают, что это достоверная биография Байрона, о чем не принято говорить открыто. Долгое время «Дон Леон» оставался в забвении, и автор его до сих пор неизвестен. Однако поражает осведомленность, с которой в поэме отражены главные события гомосексуальной жизни Байрона.
Неудивительно, что «Дон Леон» в течение стольких лет был окружен молчанием: критика почти всего XIX и большей части XX века решительно отвергла массу фактов, свидетельствующих о бисексуальности Байрона, — довольно распространенная среди исследователей и достойная сожаления практика скрыть очевидное. Если коснуться любой иной темы, то такое умышленное умолчание фактов рассматривалось бы как явная нечистоплотность ученого, но когда разговор заходит о гомосексуализме, то уважаемые биографы поэта и литературоведы с завидным постоянством выставляют себя беззастенчивыми лгунами. Отчасти по этой причине Байрон включен в настоящее издание, чтобы пристыдить некоторых «так называемых ученых» за попытку «очистить» свои темы от гомосексуальной любви.
39. Ленголленские леди:
Леди Элеонора Батлер, Сара Понсонби
Леди Элеонора Батлер родилась в семье ирландских аристократов-католиков, воспитывалась в монастырской школе во Франции. По возвращении в Ирландию Элеонора не проявила интереса к замужеству, целиком посвятив себя учению. В 1768 году леди Батлер познакомилась с тридцатилетней Сарой Понсонби, единственной дочерью одной из состоятельных дублинских семей. В течение десяти последующих лет Элеонора и Сара постоянно переписывались и навещали друг друга, их дружба становилась все крепче и крепче. В 1778 году подруги решаются на неслыханный по тем временам поступок: переодевшись в мужское платье, приятельницы убегают из дома. Родственники настигают беглянок и возвращают домой, подруги вновь совершают побег, и на этот раз успешно. Элеонора и Сара поселились в Уэльсе, купив в пригороде города Ленголлена небольшой домик, который сами прозвали «Плас Ныоидд». Подруги установили для себя жесткую систему «самоусовершенствования», проводя свои дни в чтении, изучении иностранных языков, литературы и географии. С особым трепетом Элеонора и Сара относились к трудам французского романтика Жан-Жака Руссо. Предпочтя жизнь на лоне природы и ежедневный труд в саду, они стремились следовать идеям Руссо, который считал, что природа создала всех людей добрыми, равными и не испорченными пороками города. И действительно, мир начал воспринимать образ жизни Элеоноры и Сары как живое воплощение идей Руссо. Слава о них как о людях, всецело посвятивших себя незатейливой сельской жизни, разнеслась по всему свету. Подруги вели активную переписку с внешним миром, к ним наведывались многие знаменитости того времени, среди которых были Дюк Веллингтон, сэр Вальтер Скотт, Эдмунд Берк, леди Кэролайн Лам, Джозиа Уэджвуд и Роберт Сауди. В 1787 году король Англии пожаловал Саре Понсонби пенсию, в дополнение к скромному содержанию двух дам, которым ограничились их семьи.
После посещения «Плас Ньюидд» Уильям Уордсворт написал в честь двух подруг вдохновенное стихотворение, обращаясь к ним как к «влюбленным сестрам, чья любовь позволяет подняться над суетой, над временем». И Уордсворт был не единственным поэтом, увековечившим эти взаимоотношения: вдохновленный посещением приятельниц, Сауди написал стихотворение; его примеру последовала и Анна Сьюард, которая охарактеризовала взаимоотношения двух женщин как отношения «Давидовой дружбы», имея в виду библейскую любовь Давида и Ионафана. И действительно, несмотря на годы, прошедшие после их смерти, про «ленголленских леди» — а мир знает их именно под этим именем — по-прежнему слагают проникновенные стихи.
В 1790 году в одном из выпусков «Дженерал ивнинг пост» была опубликована статья под заголовком «Необыкновенная женская привязанность», где приятельницы изображались следующим образом: «Мисс Батлер высокого роста, мужеподобная, неизменно одета в костюм для верховой езды, шляпу вешает на манер спортсмена, вошедшего в помещение, и во всех отношениях похожа на молодого человека, если не считать нижних юбок, от которых она пока не отказалась. Мисс Понсонби, напротив, обходительна и женственна, кротка и прелестна». Это напоминает классическую лесбийскую пару мужлан — голубка. Однако нельзя утверждать, что это описание привело дам в восторг. Интересно бы знать почему. Никто из знакомых не верил в то, что они «лесбиянки». Скорее всего потому, что на самом деле они таковыми и не были. Или, может быть, потому, что сельский образ жизни двух дам надежно уберегал их от малейшего намека на пороки города, с которыми мог невольно ассоциироваться газетный портрет, несмотря на всю симпатию, с которой он был написан. Когда леди спросили своего друга Эдмунда Берка, стоит ли подать иск на газету, последний отсоветовал обращаться в суд.
Вряд ли когда-либо мы узнаем о подлинном характере взаимоотношений двух женщин, не считая, однако, того, что примечателен сам отказ от условностей света — ведь Батлер и Понсонби явно предпочли пожертвовать гетеросексуальным замужеством ради совместной жизни. Во многих иных случаях подруги не были столь радикальны. Историк Лилиан Фэйдерман пишет: «Общество полагало их взаимоотношения не только приемлемыми, но даже желательными. Одна из причин такого уважительного отношения заключалась в том, что подобная жизнь не воспринималась как половая — или, скорее, просто в голову не приходила мысль о возможности сексуальных проявлений в одной постели… Обществу того времени было удобнее видеть в этой паре воплощение высоких идеалов духовной любви и чистых помыслов романтической дружбы».
Фэйдерман далее говорит о том, что именно новизной взаимоотношений Батлер и Понсонби и дорожило общество: избери такой образ жизни большинство женщин, это скорее всего расценивалось бы как угроза общественному порядку, как «опасный тип нового образа жизни». Взаимоотношения этой пары не были аномальными, но Фэйдерман приводит ряд других примеров «романтических дружеских отношений», которые имели место в ту эпоху и которые были сопряжены с большим эмоциональным накалом: между Элизабет Картер, признанной переводчицей «Epictetus», и другим автором по имени Катрин Тэлбот; между поэтом Анной Сьюард (которая воспела ленголленских леди в стихах) и Гонорой Снид; между Мэри Уоллстоункрафт и Фанни Блад.
Каким бы ни был подлинный характер взаимоотношений Элеоноры Батлер и Сары Понсонби, они необыкновенно расширили рамки представлений конца XVIII — начала XIX Века. Как женщины известные, которые поддерживали близкие отношения, помогали, утешали, поддерживали друг друга и были неразлучны на протяжении более пятидесяти лет, ленголленские леди своей жизнью и делами способствовали созданию условий, благодаря которым прочные человеческие взаимоотношения стали возможными вне рамок гетеросексуальной семьи.
