До дома отца оказалось действительно далеко, и Ичиро понял всю безрассудность своего намерения дойти пешком. Автобус был набит битком, и на каждой остановке его буквально штурмовали новые толпы. Пожилая кондукторша безнадежно уговаривала господ пассажиров потесниться ещё хоть немного. Ичиро стойко оберегал жену от толчков, и она прижалась к нему довольная, счастливая.
Дом отца они нашли после немалых поисков. Он оказался двухэтажным деревянным строением, довольно обшарпанным снаружи. Несколько дверей вели в него прямо с улицы. По всему видно было, что строился он специально для сдачи квартир небогатым жильцам. Владельцы таких домов заботились только о том, чтобы втиснуть в них как можно больше квартирантов и вовремя собрать плату. Этот дом, как заметил Ичиро, мало чем отличался от того, в котором он жил с Савадой. Разве что нет галереи, заполненной бочками и ящиками. Впрочем, эти нужные людям вещи оказались в узких подъездах с деревянными скрипучими лестницами. Каждая ступенька такой лестницы громогласно оповещала, когда возвращается домой каждый его житель.
Дверь открыла Таруко — жена отца. Прищурив близорукие глаза, она приветливо улыбнулась и, не узнав в полутьме Ичиро, вежливо проговорила:
— Заходите, товарищи!
Уже в квартире, у самого порога, она радостно воскликнула:
— Ичиро! Сын! Сын приехал!
В дверях комнаты, надевая очки с толстыми линзами, показался Эдано-старший. Ичиро бросился к нему, и отец обнял его за плечи.
— Вот молодец, что приехал, — растроганно бормотал он. — Право молодец. Мы с Таруко всё собирались тебя проведать, а ты сам…
Затем, заметив смущенно улыбавшуюся у дверей Ацуко, старший Эдано извинился:
— Простите, я так обрадовался сыну, что не заметил вас. Проходите, пожалуйста.
— Знакомьтесь, — проговорил сын, — это моя жена, Ацуко!
Залившись краской, молодая женщина закланялась.
Таруко, обняв её, тепло проговорила:
— Вот и дочка у нас есть. Поздравляю. Идём, это теперь и твой дом.
— Красивую дочку к нам привел, — одобрительно рассматривал невестку, улыбаясь, старший Эдано. — Где только ты их находишь?
— Ну, отец, — отшутился сын, — ты даже в тюрьме вон какую мне мать отыскал. Мне было легче это сделать. Но мы с Ацуко давно знаем друг друга, ещё по Маньчжурии.
— Вот как… — протянул понимающе отец. — Ну проходите же, проходите.
Квартира состояла из двух небольших комнат, одна из которых целиком была забита книгами. У окна стоял письменный стол, на котором грудой лежали исписанные листы бумаги, журналы, брошюры. По всему, их визит оторвал отца от этого стола. Вторая комната заменяла спальню, столовую и гостиную.
— Ну-ка, мать, — мягко напомнил отец, — сооруди нам что-нибудь по случаю приезда Ичиро и его жены. Неплохо бы пива купить.
— Вы уж извините, — сказала Таруко, — ты даже не предупредил, сынок.
— Я вам помогу, — откликнулась Ацуко.
— Ну что ж, помоги, — охотно согласилась хозяйка. — Им ведь хоть немного надо побыть одним.
Отец увлек сына в кабинет и не сводил с него глаз:
— По-прежнему куришь?
— Да, отец.
— Я тоже, хотя врачи рекомендуют бросить. Последствие тюрьмы.
Он достал пачку сигарет, подал сыну и, сам затянувшись дымом, проговорил с тихой печалью:
— Плохой тебе достался отец. Обо всем, что происходит с тобой, я узнаю поздно. Даже на похороны Намико не смог приехать…
— Я понимаю, — успокоил Ичиро отца, — раз не смог приехать, значит нельзя было.
— Я тогда был на Хоккайдо, выполнял поручение ЦК.
— Не надо об этом, отец…
Старший Эдано снял очки и оперся подбородком на сжатые ладони.
— Ну рассказывай, сын, как ты жил это время, что делал. Как отец? Он, конечно, из Итамуры ни шагу. Я предлагал ему перебраться ко мне. Что ты стал членом партии, узнал сразу же, хотя ты мне ничего не сообщил.
Выслушав сына, он снова потянулся за сигаретой.
— Ты извини, сын. С Ацуко, надеюсь, серьезно? В нашей стране трудно быть женой коммуниста. Она об этом знает?..
«В нашей стране трудно быть женой коммуниста». Таруко об этом знала лучше многих других. Поэтому внимательно расспрашивала невестку о её жизни. Ацуко сразу же прониклась доверием к свекрови и рассказала о себе всё.
— Да… — задумчиво протянула Таруко, выслушав её, — довелось и тебе горя хлебнуть, дочка. Будь счастлива с Ичиро. Запомни — ты должна быть ему не только женой, но и товарищем. Это только от тебя зависит.
— Я понимаю… Я его очень люблю.
— Будь готова ко всему. Вот у тебя уже оказался сын, будут еще дети. И вдруг приезжает полицейская машина и увозит мужа… Ты меня понимаешь?
— Да, — твёрдо ответила Ацуко. — Я готова ко всему, не стану мешать.
— Надо ещё и помогать. Дело в том, дочка, что нам, женщинам, кроме общих целей, надо бороться и за свои. Веками, тысячелетиями мы были бесправными. Не было доли горше женской. Да и сейчас… Разве японка равноправна с мужчиной? Даже те краснобаи, которые распространяются о равноправии, дома об этом ни слова. Придет домой, снимет европейский костюм, наденет кимоно — и становится таким же деспотом, как в старину.
— Ичиро не такой!
— Нет, конечно, — улыбнулась Таруко. — Сын у нас хороший. Он такой же, как и его отец. Нам с тобой повезло. Я ведь не о них… Ну давай звать мужчин. Прихварывает отец Ичиро, — пожаловалась она. — Ему подлечиться, а он только отмахивается. Эй, Эдано! Идите к столу. Хватит вам в «полицейской докуке» дым глотать.
— В «полицейской докуке»? — недоуменно переспросила Ацуко.
— Это мы так прозвали ту комнату. При обысках полицейские каждую книжку перелистывают, каждый журнал, а их там куча. Вот и приходится им много времени тратить…
* * *
Утренний поезд мчался от дымной столицы, словно старался поскорее добраться до свежего воздуха, вырваться из окружения домов, корпусов, бараков, складов. Вагон чуть кренился на крутых поворотах, звонко позвякивали колокольчики на частых переездах.
Дымы вскорости исчезли, но бесчисленные дома и строения упорно сопровождали поезд, и он мчался, словно в коридоре. При въезде в тоннели мгновенно зажигался свет и потом гас.
Ацуко мужественно боролась со сном. Вчера они поздно вернулись от отца Ичиро. Тот категорически возразил против их спешного отъезда. Утром поднялись чуть свет упаковывать вещи. Казалось бы, ничего нет, а набралось два больших узла. «Приданое», — в шутку назвал эти узлы Ичиро.
Он видел, что Ацуко готова вот-вот уснуть.
— Подожди минутку, — ласково проговорил он. — Позавтракай и спи хоть до самого Кобэ.
В дверях вагона показалась миловидная продавщица и протяжно проговорила-пропела: «Бэнто, бэнто».
Ичиро купил две коробки с завтраком и заставил жену поесть.
— Теперь можешь спать, — сказал он, бросая пустые коробки на пол.
Он тут же опустил кресло жены, поднял скамейку для ног, и Ацуко, повернувшись на бок так, чтобы лицом уткнуться в плечо мужа, закрыла обведенные синевой глаза и мгновенно уснула.
Ичиро смотрел в лицо спящей жены. Он впервые видел его вот так рядом, при свете дня. «Устала бедняжка, — думал он. — Досталось же ей за два неполных дня».