власти, положения в обществе?
Чего ты добиваешься конкретно? – вот вопрос, звучавший в голове капитана всякий раз, когда он смотрел в глаза очередного подозреваемого, или очередного потерпевшего, или очередного свидетеля (а для сыщика Свинца весь мир давно делился на подозреваемых, потерпевших и свидетелей).
Ты можешь считать себя кем угодно. Бизнесменом, политиком, художником, чиновником, звездой телеэкрана и окрестностей, менеджером среднего звена, но скажи, чего конкретно ты хочешь, дай понять, расшифруй себя, и все прояснится и для тебя, и для окружающих.
Чего хотел реально и конкретно пропавший Матвеев? Для чего жил, к чему стремился?
Географическое положение виноторговой компании капитана не возбудило. Да, Кутузовский проспект – но третья линия домов. Полуподвал жилой девятиэтажки. Офис, понял капитан, арендован не для блезиру, а из практических соображений: чтоб сидеть поближе к потенциальным покупателям.
Он вошел. Огляделся. За одним из столов сидел, закрыв глаза, человек с сильной проседью в волосах, одетый в кожаную куртку со множеством заклепок. Слушал плеер. Мелко подергивал головой и плечами, ловко отстукивая указательными пальцами по столешнице некий сложный ритм. Остроносые ковбойские сапоги, грубые джинсы. Тонкая шея, нервное лицо со впалыми щеками хронического язвенника. Свинец принял его за посыльного или же водителя-экспедитора. Впрочем, для посыльного он был староват, а для водителя имел слишком белые и чистые руки.
Капитан кашлянул, и незнакомец, крупно вздрогнув, открыл глаза и выдернул из головы свои провода.
– Вадима уже нет? – вежливо осведомился Свинец.
– Есть, – ответил меломан, выпрямляя спину. – Я Вадим.
– А я Сергей. Марина должна была…
– Да, я знаю. Проходите. Я вас жду.
Капитан сел, огляделся вторично, более внимательно.
Стены украшали огромные постеры с изображением неких явно нездешних пейзажей: виноградники, холмы, средневековые зубчатые башни на фоне бирюзовых небес. Залитые солнцем изумрудные ландшафты столь резко контрастировали с враждебной ноябрьской темнотой за мокрыми стеклами окон, что капитан испытал тоску – глубокую, однако недолгую; не склонный к рефлексиям, он цыкнул зубом и спросил:
– У вас курят?
Разблюев молча достал красивую массивную пепельницу. Собственно, вся обстановка комнаты была такая же: все красиво, все массивно, все имитирует старину.
Приосанившись, седоватый ковбой деловым тоном произнес:
– Итак, что вас интересует?
Капитан не стал его жалеть и взял быка за рога:
– Так не пойдет, Вадим. Ты знаешь, что меня интересует. Меня интересует, где твой босс Матвеев. Я пришел помочь. Я капитан милиции. Но действую – частным образом. По просьбе Марины. Мы с ней друзья. И с тобой я тоже подружусь обязательно. Мне нужна вся информация. Прямо сейчас. Подробно. Где, как, почему мог исчезнуть хозяин этой фирмы. Предлагаю перейти на «ты» и поговорить детально. Какие-то секреты и хитрости вашего бизнеса, если ты мне их сообщишь, останутся между нами. Ничего не бойся и рассказывай.
– Матвей… пропал, – сказал Разблюев. – Вчера не вышел на работу. Сегодня – тоже. Хотя должен был. Марина сильно встревожена…
– Это я знаю. Она сказала, что в воскресенье он поехал на какие-то важные переговоры. Что за переговоры?
– Понятия не имею.
Свинец помолчал. Надо выпить чаю, горячего, подумал он. Согреться. И таблетку аспирина сожрать. Снова заболела голова. Ночью похолодает. Наверное, снег пойдет. Пора бы уже.
Он посмотрел на собеседника. Тот выглядел усталым, но пребывал в очень свободной позе и опять постукивал пальцами по поверхности стола – не так, как это делают психопаты, а так, как это делают полностью погруженные в себя творческие люди: музыканты или, например, танцовщики.
– Ты тут какую должность занимаешь?
– Я заместитель босса. Второе лицо.
– Ты второй человек после Матвеева – и не знаешь, что у него за переговоры? Его жена знает, а ты – нет?
– Получается так, – спокойно ответил Разблюев. – Матвей всегда доверял ей больше, чем мне. Гораздо больше. Да, я тут второе лицо, но всей картиной не владею. Кстати, мне и не надо. У меня есть свой круг обязанностей, за пределы этого круга я не суюсь. Так устроил сам Матвей…
– Давно здесь трудишься?
– Десять лет. С девяносто восьмого года.
– Тебе известен человек по прозвищу Соловей?
Разблюев пренебрежительно отмахнулся.
– Человек по прозвищу Соловей – никто. Он ничего не решает и бывает тут раз в год. Я вообще не понимаю, зачем Матвей кормит эту сволочь.
– А Соловей – сволочь?
– Он бандит. Типа – наша крыша.
– Бандит – не обязательно сволочь.
– Ну, не знаю. Я с этой публикой знаком плохо.
Зато я хорошо, подумал капитан.
– И что этот Соловей?
Разблюев повторил свой жест.
– Ничего. Бандиты в наше время вопросы не решают. Сейчас все – под ментами. Извините за прямоту…
Свинец вежливо улыбнулся.
– А ваша фирма, получается, под бандитами?
– Ни под кем. У нас нет врагов. Конфликты случаются, но Матвей – человек миролюбивый. Дипломат. С Соловьем общается по старой привычке. Типа знакомы с начала девяностых – не выгонять же теперь за ненадобностью… Дает ему то штуку, то две в месяц. Копейки…
– Долларов?
– Ну да.
– Две тысячи долларов – копейки?
Ковбой улыбнулся странной, легкой, в последние годы повсеместно вошедшей в моду улыбкой, означающей: для таких, как я, – копейки, а если для тебя – нет, то это твои проблемы.
Тоже мне, богатей, подумал Свинец. Две тысячи долларов – копейки, а ногти обкусаны.
– За десять лет, – сказал ковбой, – Соловей понадобился Матвею только два раза. Один раз кто-то его на дороге подрезал или он подрезал, в общем, попал на каких-то малолетних гопников, те стали пальцы гнуть – тогда и Соловей пригодился. Еще был случай – у Матвея угнали машину, и Соловей вроде как впрягся найти…
– Ясно. А все-таки почему Соловей – сволочь?
– По нему видно. Татуировки тюремные, зубы золотые…
Ну и что, подумал Свинец. У меня тоже золотые. И углом рта – чтоб его собственная фикса стала видна собеседнику – спросил:
– У тебя были с ним конфликты?
– Нет.
Врешь, были, подумал капитан. Как не быть. Хоть один раз, по мелочи, но случилось. У тебя вон ухо проколото, серьгу носил совсем недавно. Уголовники таких не уважают. Соловей тебя, ковбой, как-нибудь поддел, пренебрежительным словечком унизил, а ты самолюбивый, ковбои все такие, и теперь он для тебя навсегда – сволочь.
