Никитин выпятил губу.
– Знаю. Природу не обманешь. Но восстановится – не сразу. Через полтора или два года. К тому времени я уже надеюсь полностью обосноваться на новом месте жительства. Ты выпей. Выпей. Я тоже пью все время – болят, сволочи, сил нет…
Матвей опрокинул содержимое первого попавшегося стакана. Оказалась водка.
– А ты, Кактус? – спросил он. – Кто будет резать твои пальцы?
– А мне не надо резать пальцы, – весело ответил Кактус. – Я в отличие от господина Никитина не судимый. Моих отпечатков в ментовских архивах нет. А вот господин депутат наследил… По молодости… Впрочем, какой сейчас депутат – без судимости?
– Вы ненормальные, – искренне сказал Матвей.
– Конечно! – рассмеялся Кактус. – Еще какие! У нас тут один нормальный – это ты. Гордись.
Шокированный гость покачал головой.
– Значит, ты, господин депутат, решил – в бега?
– Решил.
– Почему?
– Долго рассказывать.
– Как такое может быть? – Матвей не счел нужным скрыть нарастающее изумление. – Ты же величина! Тебя знают! Я тебя на банкете в Кремле только недавно по телевизору видел!
– Они меня и прищемили. Ребята из Кремля.
– Почему? За что?
– За то, что слишком везучий. – Политикан вздохнул. – Власть – чересчур заманчивая вещь. Меня… занесло слишком высоко. Скажем так, не «занесло», а «занесли»… Но это неважно… Когда опомнился – понял, что нажил врагов больше, чем денег… Кактус, прикури-ка, что ли, мне сигаретку…
– Надеюсь, – тихо сказал Матвей, – меня ты в числе своих врагов не держишь.
– Дурак ты, прости господи. Если бы держал, разве стал бы я тебе все рассказывать и показывать?
– А я на твоем месте вообще бы никому не показал.
– Ерунда, – Никитин дернул щекой, и Кактус вынул сигарету из его рта, стряхнул пепел и снова протянул ее навстречу губам бывшего большого человека. – Ты же не знаешь, Матвей, куда именно я бегу. И главное – от кого… Через неделю, после третьей операции, нас уже здесь не будет. Переедем в другой домик. Такой же, как этот. Домиков у меня много. Ни один нигде не засвечен. Правда, Кактус?
– Надеюсь, что да, – осторожно сказал очкарик. – Пора температуру мерить, Иван.
– Что касается девок, – мрачно продолжил Никитин, как бы не расслышав, – то Наташка – свой человек. Вторая шлюха – ее протеже. Глухонемая. Профессиональная стриптизерка, кстати. Исполняет так, что у меня внутри все прыгает. – Никитин опять дернул щекой, и снова Кактус помог ему с сигаретой. – Зачем я это тебе показал? Затем, что я тебе доверяю. Ты хоть и бываешь, Матвей, в отдельные моменты дураком, но никогда не бываешь мразью. Ты нормальный человек. Ты меня вряд ли моим врагам продашь. Особенно после того, как я тебе простил триста тысяч долга.
– Нет, – Матвей посмотрел собеседнику прямо в переносицу. Если так направить взгляд, то всем кажется, что он устремлен прямо в глаза. – Не продам.
– Надеюсь, ты никому не сказал, куда и зачем сегодня поехал?
– Конечно, нет.
– И жене не сказал?
– Никому.
Никитин помолчал, тяжело посопел носом.
– Ладно. Не будем о грустном. Кактус, ты у нас сегодня сомелье, дирижер пьянки, – давай, начинай. Или нашему гостю лучше сначала потянуть пяточку хорошей дури? Для возбуждения аппетита.
– Исключено, – серьезный Кактус покачал головой. – Если начать с марихуаны, то ему потом не пойдет алкоголь, он его вырубит, обездвижит… Короче, глупо это. Умные люди сначала едят, потом пьют, потом курят. А самые умные – сначала чуть-чуть поедят, потом чуть-чуть выпьют, потом чуть-чуть покурят, потом на второй круг заходят и на третий… Жаль, тут бассейна нет. Курнуть и поплавать – святое дело…
– Короче! – грубо сказал Никитин.
– Короче, начнем с аперитива. Предлагаю таковым рассматривать джин-тоник. Потом вдарим по овощному салатику, очень легкому, с растительным маслом…
– И на бильярде.
– На бильярде? – почти отсутствующие брови Кактуса поползли вверх. – А чем ты будешь играть – носом?
– Ах черт, я и забыл совсем…
Оба они – кредитор Матвея и его приятель, – глядя друг на друга, расхохотались – свободно, оглушительно, на полном дыхании, широко разевая рты и запрокидывая головы. Матвей ощутил, что против его воли мускулы щек сильно дернулись, и широчайшая улыбка поползла поперек лица: лучезарная, искренняя, от уха до уха. Счастливая гримаса человека, с чьей души вдруг в один короткий миг сорвался тяжкий груз.
Теперь он хохотал тоже. Долг списан, прощен – отчего же не посмеяться? Теперь над головой будет всегда оранжевое небо. Даже ночью.
– Так о чем я? – продолжил Кактус, переведя дух. – Ага. По салатику. А потом баранины, по паре небольших ломтиков, жирных, но хорошо прожаренных, с долькой чеснока, маслинами и кинзой…
– И перца не забудь. А то вчера ты все кетчупом испортил. Мы же не в Америке, в конце концов. И по полстакана красного. В такую безобразную погоду – в самый раз. Только не французского – грузинского.
– А вот наш Матвей пьет только французское.
– Я вообще теперь не пью, – сказал Матвей.
– Надоело?
– Вроде того.
– Нюхаешь, что ли?
– Никогда не нюхал и не собираюсь.
– А мы нюхаем, – сказал Никитин. – И не только. Уже много дней. То одно, понимаешь ли, то другое. То текила, то коньяк. То шашлык с пивом, то девчонки с музыкой. То гашиш, то мескалин, то еще какая- нибудь такая же гадость. Как сейчас говорят – зависалово у нас, Матвей. Мощнейшее. В лучших традициях продвинутой русской буржуазии. А что прикажешь делать? Руки к пузу надо пять недель приращивать. В таком виде на люди не покажешься. Официально, чтоб ты знал, я на отдыхе в Коста-Дорада… Так что тебя, мой дорогой, ты уж извини, я на сегодня ангажирую как своего собутыльника… Отказа я не приму.
Матвей улыбнулся. Собутыльником – значит, собутыльником. Ему было все едино. Все равно его прошлая жизнь кончилась в тот самый миг, когда исчез долг. Начиналась другая – стократ лучше прежней.
– Без проблем, – выдохнул он.
– Вот и отлично. Кактус, а что потом? После вина и мяса?
– Потом, – стал объяснять Кактус, споро и ловко освобождая стол от бокалов и пепельниц, принося из кухни посуду, салфетки, приборы, какие-то кастрюли, горшки, сотейники, тарелки с закусками, блюда с фруктами, ловко сервируя, – потом – пауза. Для приятной беседы. На часок. Чтоб первый слой улегся. И в кровь вошел. По пятьдесят – но не больше! – водочки, ледяной, с икоркой. Можно кусочек сыра. Можно горсть маслин или одного-двух раков с солью и укропом в суточном бульоне. Полезно еще ломтик какого- либо влажного фрукта типа груши. Лишь бы не настала сытость. Сытость – это отрыжка, это тяжесть в животе, это неправильно. Нет, мы не должны быть сыты – но приятно желудочно удовлетворены. Ложечка черной икры, рюмка водки; водка – чуть ниже комнатной температуры, а сами рюмки я два часа назад в морозилку поставил; рюмки будут ледяными, как смерть… Плюс лимон, дольку… Можно, в конце концов, и затяжку дури – но только одну, господа, обращаю на этот факт особое ваше внимание… А то все испортим… Парилка уже готова… Иван, перед баней бинты снимем, все почистим, потом наложим новые…
