Смотрят на тебя, на ясна сокола, На ту ли на зорю, зорю утренню, На ту ли на звезду поднебесную. Вы подуйте-ка, ветры буйные, Со всех четырех со сторонушек: Со первой стороны со восточную, Со второй-то все со западной, Со третьей-то со летнею, С четвертой-то со северной. Сбросьте, скиньте гробову доску, Раскройтесь-ко очи ясные Да проговорьте уста сахарные. Пробудись-ко, восстань, дорогой Ильич, Посмотри-ко, погляди на славну матушку, Славну матушку, каменну Москву… Ты зайди, зайди во палаточку, Во палату — в кабинет же свой, Ты садись, садись все на стул же свой. Ты возьми в свою руку правую, Ты возьми перо скорописчато, Ты пиши, лиши скору грамоту, Скору грамоту по всей Россиюшке, Во свою славну каменну Москву, Во славной-от Ленин-град, По колхозам всем и по фабрикам. Вы не ждите-ко народ — люди добрые, Как от старого все до малого, Не по городам и не по деревенькам же, Не придет к нам и не будет он, Не будет наш дорогой Ильич. Все дела поручил же и оставил он Неизменному вождю всенародному, Своему славному другу Сталину, С Ильичом-то он всё думу думает, Думу думает, речи говорит: «Мы с тобой, Ильич, не расстанемся, Не расстанемся, не разъедемся. Вечно будет про тебя споминаньице». Записано со слов Марфы Семеновны Крюковой из деревни Н. Золотица, Приморского района, Северной области.
Со ступеней на площадь голубую Грядущие глядели времена И видели: рука вождя, как буря, Была над всей землей занесена. По флангам шло стократное: — Не верьте! Не верьте гневной, поднятой руке, — Но вопреки истерике — Бессмертье Уже стояло на броневике. Потом, ломая сумрачные ветлы, Через провалы рек, степей, мостов — Шли Юг и Север в лентах пулеметных И в круглых бомбах Запад и Восток. Шли, затевая песни или воя, Туда, где — необычайные дела, Где рядом с пушкой зрело яровое, Где в пулеметах радуга цвела! Потомки верными сердцами дрогнут, Услышат шелест флагов и знамен, Когда в пути коснутся до огромных Бессмертие имеющих времен. Если б он путь не указал, на мир не открыл нам глаза, опять бы ходить в батраках да с сумой и так бы вся жизнь — впотьмах. И кем бы ты был, товарищ мой, теперь одолевший его тома? Окраину свою да пивную бы знал,