минуя его самого, но так и не научился относиться к ним хладнокровно, не вменяя себе в вину как своих ошибок, истинных или мнимых, так и неизбежностей, чьим всего лишь орудием либо попросту посредником он являлся. Гибель Штефана Мозера упрекала его в легкомыслии, его приятеля Франца — в недостаточной убедительности, пропавших за дни его отсутствия — в медлительности; гибели Ланца могло не быть, если бы он не настаивал на присутствии кого-либо из сослуживцев, покидая Кельн. Умом Курт понимал, что корить себя глупо, однако не мог не думать и о том, что
— Не увлекайся, Бекер, — укоризненно осадил его хозяин. — Что скажут добрые горожане, если увидят, как невменяемого инквизитора прут домой отребыши из старых кварталов?
— Что эти парни решили искупить пару грехов богоугодным делом, — с бледной улыбкой отозвался он, задержав дыхание после очередного глотка. — Не бзди, Бюшель. Обещаю держать себя в руках, не дебоширить и уйти на своих двоих — по первому требованию.
— Ну, — протянул тот оскорбленно. — Отсюда тебя никто не гонит, хоть корни тут пусти… Только все одно не понимаю, отчего ты не пошел нагружаться в приличное место; и питье получше, и к дому поближе.
— Нет у меня дома, — возразил он. — Есть место, куда прихожу спать. Временно. А что же до
— Ты инквизитор, Бекер, — пожал плечами тот. — Чего еще ждать. Мы-то тебя сносим лишь потому, что свой, да оттого еще, что мы с вашим братом не пересекаемся — нам делить нечего. Будь ты хоть тыщу раз из наших, но в магистратских должностях… Сам понимаешь.
Он не ответил, скосившись на входную дверь, тяжело скрипнувшую под чьей-то рукой, и приветственно кивнул Финку, остановившемуся на пороге.
— Ты вовремя, — заметил он с невеселой улыбкой. — Как раз к халявной выпивке… Дай ему стакан, Бюшель.
Финк прошел к столу молча, усевшись напротив, и смерил собеседника взглядом долгим и придирчивым, не ответив на приветствие.
— Пей, — подстегнул Курт, приподняв вновь наполненный стакан. — Zum Gedenken[221]. Не зазорно помянуть инквизитора глотком-другим?
— Пошел бы ты, — отозвался тот хмуро, опрокинув налитое в рот целиком. — Ты, как я вижу, уже помянул и другим, и третьим… Жаль, что с твоим приятелем такое дерьмо вышло, Бекер. Ничего так был старикан.
— Этот «старикан» таких, как ты, двоих разом мог в мочало пустить, — возразил он ревниво; Финк усмехнулся:
— «Таких, как я»… А как ты?
— А как я — ни одного, — посерьезнев, откликнулся он. — Вот и не смог…
— Не повезло мужику в жизни, — согласился тот со вздохом и, подумав, пододвинул бутыль к себе. — Или это, получается, его благоверной не повезло. Дважды. Вечно девки страдают больше всего…
— Задумался о тяжкой женской доле? — удивленно уточнил Курт. — Из этого вывод — ты снова поцапался с Эльзой. Я прав?
— Пошел ты к черту со своими дознавательскими выгибонами, Бекер, — огрызнулся тот беззлобно, на мгновение замер, глядя мимо наполненного стакана, и пожал плечами, понизив голос: — Замуж хочет. Хочет уйти отсюда.
— Из Кельна?
Финк покривился, опростав стакан, и тяжело крякнул, зажмурясь.
— Да брось, а то не понимаешь, о чем я, — раздраженно выговорил он. — Из этой помойки хочет вылезти, ясно?.. Да, ты прав, повздорили. Сегодня с утра как с цепи сорвалась. Уж коли так сложилось, что у меня в приятелях инквизитор, я должен ушами не хлопать, а хвататься за возможность с твоей помощью и покровительством «исправить мою поганую жизнь», от которой «два шага до поганой смерти»…
— Может, доля правоты в ее словах и есть.
— Да брось, Бекер, — покривился тот, — даже если мне все мои грешки вдруг забудут; ну, посмотри сам — какой из меня бюргер?.. Чтоб в своем доме, утром встал, ночью лег, горбатиться на кого-то, чтобы на жратву наскрести… Да ну, к черту. Я тут — до вот этого, — он постучал пальцем по вырезанному в столешнице надгробью. — Хреново, конечно, и временами тоскливо делается; что скрывать, сам все знаешь… Только вот такая жизнь, от сна до работы, погрузчиком каким-нибудь, пока спина не переломится — это не для меня. А другое что — а что я еще умею? Кошельки резать, замки ломать… Штаны протирать вот в «Кревинкеле»; только за это не платят.
— Платят, — возразил он тихо и, взявшись за бутыль, налил обоим. — И довольно неплохо.
Финк сидел молча с полминуты, глядя в стол перед собою и стиснув стакан так, что покрытые царапинами и рубцами костяшки побелели, заострившись, точно зубцы шестеренки, а медные бока наполненного сосуда чуть смялись под пальцами; наконец, неспешно переведя взгляд на собеседника, тот усмехнулся — криво и обреченно:
— Время отдавать долги; так, Бекер? Что ж, все верно. Сам тебя позвал, понимал, что за просто так только прыщи вылупляются. Знал, что за свою шкуру придется платить… Чего требовать будешь?
— Нихрена ты мне не должен, — отрезал он. — С тобою и вовсе бы ничего не случилось, если б ты не был со мной знаком. Навряд ли Бюшель или Шерц пришли бы в восторг от такой новости, но никому здесь ты об этом не сказал, посему, выходит, это я у тебя в долгу. Требовать я ничего не намеревался, подписывать тебя быть стукачом — тоже; для чего Друденхаусу или лично мне ваши тайны?.. Живи, как жил.
— Извини, — неловко выговорил тот. — Не то подумал. Сам понимаешь ведь…
— Но в Друденхаус загляни на днях. Разговор есть. Серьезный, не по пьяному делу.
— Так, — вновь окрепнув голосом, кивнул Финк. — Стало быть, все же будешь вербовать. Честь честью, с бумажками и подписью; подписываться — кровью буду?.. Я-то, грешным делом, заподозрил, что ты впрямь о былой дружбе помнишь; а оно вот как. Работа прежде всего, да, Бекер?
— Напрасно ты так, — отозвался Курт тихо. — Когда я явился к тебе в магистратскую тюрьму — я не знал, что вся эта история завязалась из-за меня, я пришел помочь
— Потому что это — другое, — откликнулся тот уверенно. — Потому что одно дело — лавку обнести, а другое — колдовскими штучками людей морить за просто так, от скуки. Я и тогда тебе это сказал.
— Верно, — согласился Курт. — Сказал. И был прав. И сейчас, Финк — сейчас ничто не изменилось. Я ведь ничем другим заниматься не стал, я по-прежнему ловлю тех, кто вот так, от скуки либо еще какой надобности «морит людей колдовскими штучками». Детей режет, чтобы ими накормить какую-то потустороннюю дрянь. Что-то никто здесь, помогая мне в этот раз, не заикнулся о том, что это не по понятию; и ты в том числе.
— И что же — предлагаешь мне впредь
— А что? Лень? Не зазорно, это мы уже выяснили… В таком случае — что? боишься? Тогда понимаю; эти ребята могут напугать, в их распоряжении многое, от тюрем до вызванных призраков. Если так — заставлять не буду…
— Бекер! — остерегающе повысил голос тот. — Это как понимать — пользуешься тем, что у тебя железяка на шее и клеймо на спине? Что я на тебя руку поднять не могу? брякни только еще слово о том, что я боюсь, и — арестовывай тогда за покушение.
