шутливый тон, продолжил Бруно, — я так полагаю, ты не о том спрашиваешь. Да, что-то такое было — давно, в глубоком детстве, как выразился этот паренек. Сдается мне, любой ребенок опасается чего-то подобного, даже если никогда не слышал ни одного рассказа на эту тему. Mens semper, quod timet, esse putat[2], знаешь ли.
— Или это память души, — откликнулся Курт уже почти серьезно. — Каждый из нас знает, что там, в темноте, существует что-то или кто-то, даже если никогда не видел этого. Дьявол, демоны, чудовища, кто угодно — мы просто знаем, что они там есть, и знание это рождается вместе с нами.
— Или попросту возникает после того, как наслушаешься проповедей от нашего ревностного священства, — хмуро предположил Бруно; он нарочито строго погрозил кулаком:
— От помощника инквизитора слышу еретические намеки?
— Арестуй меня, — фыркнул тот и, сочувствующе похлопав его по плечу, развернулся к двери. — Приятно провести время за отчетом, майстер инквизитор.
Глава 1
Представить то, что помощник наименовал громким словом отчет, на суд старшим сослуживцам Курт решился не сразу; пробудившись поутру и явившись вновь в Друденхаус, перечтя написанное минувшим вечером, он скептично покривился над собственными же словами. Теперь, на свежую голову, все записанное казалось еще более бредовым и лишенным смысла, и Курт был убежден, что старшие поднимут его на смех, и это лишь в лучшем случае…
Собственно, называть обоих своих сослуживцев «старшими» он продолжал скорее инерционно, да еще по той причине, что каждый из них годился ему в отцы — поскольку прошлое его дознание, кроме разочарований, ран и мучений, принесло также и повышение в чине, вознеся дознавателя четвертого ранга Курта Гессе сразу до ранга второго, теперь de jure он пребывал с ними наравне. Однако, вполне отдавая себе отчет в их несомненно большей опытности, он держался по-прежнему уважительно с обоими, помня о том, что учиться ему предстоит еще многому, невзирая на лестные отзывы
— Я всего лишь рассматриваю все возможности, — попытался отбиться он. — И я хотя бы заглядываю
— Я всегда говорил, что иметь в качестве духовника собственного начальника — дурная традиция, — преувеличенно печально вздохнул тот. — К чему обер-инквизитору такие знания о своих подчиненных; согласен со мной, Дитрих?
— Он застукал тебя в подвале? — довольно неучтиво ткнув пальцем в младшего сослуживца, с ухмылкой уточнил тот; Бруно, сидящий в стороне, прыснул.
— Майстер Ланц, а ведь это неплохая статья дохода для Друденхауса, — заметил он, глумливо улыбаясь. — Сдавайте допросную местным шлюхам внаем на час-другой. Майстер Райзе будет посредником…
— Довольно, — оборвал тот. — Мое времяпрепровождение обсудили уже вдоль и поперек; это не ваше дело и уж тем более — не твое, Хоффмайер. Ясно?
— Да, виноват, — чуть смущенно отведя взгляд, кивнул помощник.
— Знаешь, как это называется, академист? — не на шутку разозленно добавил Райзе, обернувшись к Курту. — Это называется наушничанье.
— Я инквизитор, Густав; доносы — часть моей службы… Ну, будет, в самом деле, — все никак не имея сил согнать с лица издевательскую ухмылку, отмахнулся он. — Не будем об этом больше… Так что мне делать с заявлением того парнишки? Выбросить в очаг? Сдать в архив? Поговорить с родителями?
— Поговорить с родителями? — переспросил Ланц таким тоном, словно его младший сослуживец и приятель внезапно вскочил на стол и принялся танцевать на нем в чем мать родила. — И о чем, абориген? Брось, это детские глупости. О чем ты только думаешь…
— О том, что его рассказ не столь уж глуп, если покопаться в старых делах. Я всю прошлую зиму провел в архиве, перечитывая отчеты…
— … столетней давности? — уточнил тот. — Мне ли рассказывать тебе, как тогда велись расследования и сколько из этих отчетов имеют под собою хоть сколь-нибудь веское основание.
— Я имею в виду, — пояснил Курт нерешительно, — те отчеты, где упоминается нечто похожее. К примеру, poltergeist[3]… Знаешь, столы, ездящие по дому, стук, шаги в пустых комнатах… дыхание; о нем парень упоминал — громкое дыхание в пустом шкафу…
— Resolutio «отказать в расследовании» — и в архив, — категорично подвел итог Ланц. — Вот когда в их доме начнут ездить столы, и это увидит кто-то кроме мальчишки, который по закону и показаний-то давать не имеет права в отсутствие родителей, вот тогда мы и станем думать, как быть с пустыми или полными шкафами. Дело в архив, и забудь об этой чепухе. Есть дела и серьезнее, а главное — ближе к яви.
Еще минуту назад ухмыляющиеся лица сослуживцев осунулись и посерьезнели так внезапно, что Курт нахмурился, вопрошающе переглянувшись с помощником; тот пожал плечами.
— Что-то произошло? — спросил он, невольно понизив голос, и Райзе тяжело вздохнул, сползя со стола, на котором сидел во все время разговора.
— Еще неизвестно, но вскоре, убежден, произойдет. Чуть менее чем за минуту до твоего прихода являлся наш агент в магистрате с весьма скверными новостями: вчера вечером к ним со слезами прибежала женщина — сказала, что пропала ее одиннадцатилетняя дочь; девочки не было весь день. Сперва она пыталась искать ее сама и только к вечеру пришла заявить о пропаже куда следует.
— Почему нас не оповестили?
— Потому, — пожал плечами Ланц, — что трупа пока нет. А нет трупа, абориген, нет и убийства, нет убийства — нет подозрений на то, что здесь замешана maleficia, а это означает, что нет причин и к тому, чтобы ставить в известность Друденхаус. Вот когда найдут труп…
— Полагаете, найдут? — тихо уточнил Бруно, и Ланц, не оборачиваясь к нему, вздохнул:
— Хоффмайер, а как ты думаешь? Девчонка одиннадцати лет загуляла в местном трактире и утром явится, хмельная и ублаженная?.. Убита. В этом я уверен. Найдут; не сегодня — завтра. И если у светских вновь начнутся проблемы с расследованием, опять придется заниматься всем этим нам и исполнять их работу.
— Как и всегда, — вздохнул Курт кисло.
— Ничего сверхъестественного мы, как обычно это бывает, в деле не отыщем, — кивнув, продолжил Ланц, — однако заниматься им будем; в этот раз я не жду даже того, что светские потащат в петлю первого угодившего под руку. Подобные дела даже они усердствуют расследовать добросовестно — девчонка из благополучной во всех смыслах семьи, и если родители узнают, что их надули с виновником, скандалу не оберешься. Другой вопрос — что это добросовестное дознание у них навряд ли сложится.
— Так… И что мы будем делать? Что говорит Керн?
— Мы — пока ничего, — откликнулся Райзе невесело. — Старик дал указание ждать, и он, согласись, прав; если пособить в расследовании мы еще как-то можем, то уж разыскивать пропавших — не наша работа, пока, опять же, нет каких-либо указаний на то, что в этой пропаже что-то нечисто в самом истинном смысле. Но в чем он точно убежден (и мы с Дитрихом тоже) — так это в том, что следует готовиться к неприятному дознанию.
— А светские что собираются делать? — вновь подал голос Бруно. — Сами они помощи у нас не просили?
