вздохов он слышал за последние сутки, и это не к добру…
— Ведь в Друденхаусе уже известно, что вчерашним днем пропала девочка, верно? — почти без вопросительных интонаций произнес бюргермайстер, и Курт молча кивнул. — Сегодня утром мы намеревались начать поиски; начать думали с опроса знакомых матери и подруг самой девочки — ведь всякое может быть, вы понимаете…
Прав был Райзе, отметил он мысленно, снова кивнув — не то соглашаясь с услышанным, не то попросту показав, что слушает внимательно.
— Девочка из хорошей семьи, — продолжал тот, — но и это вы уже наверняка тоже знаете… Ее родители поставляют лед для всего Кельна; не думайте, что это не Бог весть какое занятие — занятие это сложное, требующее затрат и, в результате, прибыльное, и от него зависят многие, кто уже привык слаживать свое дело с поставками льда. Мясники, знаете ли, молочники… Сейчас родители в беспокойстве, я б сказал — в панике; если это помешает их работе, каковая, скажу вам откровенно, уже несколько сбилась, то убытки понесут многие, а вместе с ними и городская казна… Но, простите, я увлекся, хотя и сказано все это было для того, чтобы пояснить вам, сколь серьезно произошедшее… — Хальтер исподволь бросил взгляд на Курта и, не увидев на его лице раздражения, вновь разразился тяжелым воздыханием. — Итак, нынешним утром мы намеревались начать поиски; и мы их начали. Наши дознаватели уже занялись опросом знакомых, но вдруг произошло непредвиденное — к магистрату явился мусорщик, чтобы дать свидетельские показания.
Кстати, еще и мусорщики, прибавил Курт еще одну заслугу к списку положительных черт бюргермайстера Хальтера; на своем веку городов он повидал всего ничего, однако мог поручиться за то, что в подобной чистоте содержались явно немногие. Разумеется, весной под ногами хлюпала грязь, на улицах чавкали лужи, однако гниющих отбросов, выметаемых жителями из домов и сбрасываемых из окон, не накапливалось: мусорщиков было двое, работали они сравнительно аккуратно, а жители, не желающие блюсти чистоту города, штрафовались с завидной исправностью.
Правда, за пределами Кельна, невдалеке от стен, образовалась массивная свалка, и что делать с ней, магистрат еще не решил. Время от времени под охраной солдат какой-нибудь узник, осужденный на общественные работы, поджигал окраины мусорных островов, дабы не плодились крысы; порой свалка горела сама по себе, и тогда горожане посмеивались — «инквизиторы упражняются, дабы не терять навык»…
— А рассказал он, что видел девочку, похожую по описанию на ту, что мы разыскиваем — во всем. Была девочка не одна, а с парнем — со взрослым парнем, с мужчиной, понимаете? и видел он их у свалки. Разумеется, я тут же вызвал людей — немного, дабы не поднимать паники и не будоражить горожан — и послал прочесать всю эту помойку… — Хальтер умолк, глядя чуть в сторону, мимо глаз собеседника, и лишь через полминуты тишины вновь поднял взгляд к его лицу. — Мы нашли их — обоих. Он был пьян настолько, что ничего не соображал, а она…
— Убита? — подсказал Курт; тот болезненно поморщился, и щеки его над аккуратной бородкой побелели.
— Не просто убита, — понизив голос, словно мог кто-то услышать их в этой комнате, возразил бюргермайстер. — Жестоко убита — и даже это сказано слабо. Это… Это было страшно. Я такого никогда еще не видел. Располосована. Вскрыта, как дичь. Он распотрошил ее, понимаете?
В висок толкнулась тупая боль, сместившись к переносице и став острой, точно в мозг вонзалось зубило, погружаясь все глубже и глубже, и ладони под тонкой кожей перчаток покрылись липким мерзким потом.
— Еще что-то?
От того, что старался держать голос под контролем, это прозвучало холодно, сухо, так что Хальтер бросил на него взгляд жесткий и неприязненный.
— Да, — отозвался он почти с вызовом. — Еще кое-что. Он связал девочку ее одеждой и… Я понимаю, что наши лекари не столь сведущи в тонкостях, как майстер Райзе, однако даже они смогли определить, что…
— До или после смерти? — уточнил Курт, осторожно переведя дыхание, и бюргермайстер вскочил, стукнув по столу кулаком:
— Да откуда я знаю! Лекарь, который осматривал ее, до сих пор сидит в подсобной комнате и пьет — кружками! Хотите, я покажу вам тело? И вы сами определите, что сделали до смерти, а что после!
— Позже непременно, — ответил он спокойно, и Хальтер опустился на стул, потирая ладонями лицо и опасливо переводя дыхание.
— Прошу прощения, — глухо проронил тот, снова опираясь локтями о стол и не глядя на сидящего напротив. — Просто я — тело видел. Понимаете, майстер Гессе, у меня самого сын в том же возрасте и дочь годом старше, и я…
— Понимаю. Продолжайте, прошу вас.
— Обоих мы перевезли тихо, — через силу снова заговорил Хальтер. — Если бы горожане узнали… Мне ни к чему беспорядке в моем… в нашем городе, а я убежден, что парня попросту выхватили бы у стражи из рук и порвали б в клочья на месте. Даже родителям девочки я пока ничего не сообщал… честно вам сказать — просто не могу вообразить, как
— Итак, мы добрались до парня, — напомнил Курт. — Это и есть тот арестованный, который требовал встречи с инквизитором?
— Не просто с инквизитором, майстер Гессе, — возразил тот со вздохом, — а именно с вами. Знаете, когда я сказал, что мы взяли его ничего не соображающим, я немного… ошибся в подборе слова. Он просто не оказал сопротивления, хотя нож, которым он ее убил, все еще был в руке, он вообще был словно в полусне, а когда его повязали — лишь тогда стал вырываться и кричать, что «этого не делал». Только это он и говорит с той минуты; но это его рук дело, без сомнений: кроме того, что мы нашли его над телом убитой, с нею его видели накануне вечером — стража на воротах, и тогда девочка была еще жива. Я так думаю, когда увидел, что натворил — очнулся и протрезвел…
— Он был допрошен? Предполагаете причину его действий?
— Пытались узнать, — улыбка Хальтера была похожа на волчий оскал. — Настойчиво. Но это все, что мы от него слышим; сперва твердил, что ничего не сделал, а после стал требовать вас. Как вы понимаете, если некто требует встречи с инквизитором, отказать ему я не имею права, посему я и послал за вами с просьбой явиться.
— Итак, вы хотите, чтобы я побеседовал с ним? — переспросил Курт, и тот кивнул. — Хорошо, я это сделаю. Что это за человек, кто он в городе, вы знаете о нем хоть что-то?
— Мы о нем знаем почти все, — зло вытолкнул сквозь зубы тот. — Он — преступник, вот что я о нем знаю. Он с детства копошится в этих кварталах — знаете, которые опустели после чумы десять лет назад.
— Знаю, — тихо откликнулся Курт, начиная предчувствовать, что события вот-вот обернутся вовсе не приятным образом.
— Ну, а поскольку он умудрился выжить… ведь не только мы отлавливаем этих подонков, они и сами режут друг друга направо и налево, вы ж понимаете… Так вот, поскольку он умудрился выжить, можете вполне логичным образом предположить, что среди своих сообщников он ходит, я бы так выразился, не в простых чинах — у него под рукой с пяток головорезов, которые исполняют его поручения.
— Если вам так много о нем известно, отчего же он до сих пор не повешен? — усмехнулся Курт невесело. — Отчего бы вообще не устроить облаву и не выловить оттуда всех?
— Не все так просто, — вздохнул Хальтер, и он невольно покривился. — Облава в старых кварталах — дело сложное и почти бессмысленное. Ко всему прочему, майстер Гессе, застать этого человека на месте преступления ранее не удавалось — лишь слухи, даже без свидетелей, вот и все, что у меня на него было. Я знаю, в Друденхаусе принято полагать, что магистрат целыми днями смотрит в окно и ничем не занимается, а казням и наказаниям предает лишь тех, кто подвернулся под руку, однако же, смею заверить, ваши сослуживцы ошибаются. Разумеется, случаются… недоразумения, однако я стараюсь, чтобы в городе был порядок. Если же я начну уделять излишне много своего внимания подобным личностям, пострадают, так скажем, те, кто должен быть мною защищен, а именно — простые горожане…
