Жанна д'Арк

что хотели знать. 17 марта следствие объявили законченным.

Теперь принялся за работу обвинитель Жан Эстиве. С помощью ассистентов он произвел хирургическую операцию над протоколами допросов Жанны. Все, что в какойлибо степени говорило в пользу девушки, было исключено. Остальное распределили по рубрикам, заострили, фразам придали нужную форму, добавили то, что, по мнению Эстиве, могло усугубить вину «колдуньи»… Сначала обвинительный акт состоял из семидесяти статей. И чего здесь только не было! Нелепица на нелепице, ложь на лжи. Натяжки и подтасовки выглядели настолько грубо, что, когда документ был зачитан Жанне, она без труда разоблачила его несоответствие тому, что говорилось на допросах.

Судьи забраковали труд мэтра Эстиве. Слишком уж явно все здесь было сфальсифицировано, слишком много вылезало мелочей, в которых тонуло главное, и слишком проступала на первый план политическая направленность процесса. Нет, надо было сделать все тоньше и убедительнее.

Парижский теолог Никола Миди, которому поручили эту задачу, справился с ней блестяще. Семьдесят статей были сведены к двенадцати, в которых осталось лишь самое существенное с точки зрения ортодоксальной веры. Мысль о том, чтобы осудить девушку преимущественно как колдунью, была отвергнута. Главный удар обвинительный акт наносил Жанне-еретичке.

Да, она хотела выглядеть набожной. Но ее вера в Бога оказалась извращенной и противной католической церкви. Больше того, ее вера отрицала, ниспровергала эту церковь.

Тем, что обвиняемая отказывалась снять мужской костюм и принять одежду, соответствующую ее полу, она тяжело ранила церковь, нарушая одно из важнейших ее предписаний.

Когда обвиняемая говорила, что она убеждена в спасении своей души, она отказывалась от всякой помощи со стороны духовенства. Действительно, зачем ей месса, исповедь, причастие, к чему ей все церковные обряды и таинства, к чему ей, наконец, сама церковь, если душа ее может соединиться с Богом, минуя эту церковь?

Когда обвиняемая заявляла, что она подчинится Богу, но не воинствующей, земной церкви, она отвергала не только данный трибунал, но и всю католическую церковь, со всеми ее учреждениями, с папой, епископами и священниками.

Все это означало, что обвиняемая впала в ересь, отошла от заповедей католической веры и поддалась дьявольскому соблазну. Те голоса и видения, которые она считала исходящими от Бога и ангелов, в действительности исходили от сатаны и его приспешников. Став орудием темных сил, исполняя волю «врага рода человеческого», обвиняемая вычеркнула себя из числа верных детей церкви и обрекла на уничтожение…

Обвинительный акт был послан на отзывы. Вскоре Кошон имел уже около сорока экспертных заключений, которые единодушно признали этот документ абсолютно правильным. Главный столп схоластической учености – Парижский университет – даже направил английскому королю специальное письмо, в котором просил «ускорить правосудие», ибо «промедление и оттяжка здесь очень опасны, а отменное наказание крайне необходимо для того, чтобы вернуть на путь истинного и святого учения народ, который сия женщина ввела в великий соблазн»…

«Добрые пастыри» буквально лезли из кожи вон, лишь бы угодить платившему им английскому правительству!

Но «образцовый процесс» еще далеко не был закончен. Теперь ему предстояло вступить в заключительную фазу.

Глава 7 «ТЫ ДОЛЖНА ОТРЕЧЬСЯ!..»

Обвинительный акт составили по всем правилам искусства; но было абсолютно необходимо, чтобы подсудимая приняла его. Хитроумный план Винчестера мог дать ощутимый результат, лишь если бы девушка сама признала себя еретичкой. Заявив, что ее миссия вдохновлялась дьяволом, Жанна нанесла бы французской стороне тот жестокий моральный удар, который являлся конечной целью всей затеянной процедуры.

Между тем подсудимая отнюдь не думала соглашаться с обвинениями. Следовало опасаться, что даже перед лицом смерти она будет упорствовать. В этом случае сама церемония казни, вместо того чтобы стать поучительным уроком, могла принести страшный вред англичанам: в глазах зрителей Дева осталась бы мученицей за правду.

Чтобы избежать этого, надо было направить все силы на «увещевание» подсудимой, добиться, чтобы она отреклась от своих «грехов» и этим опорочила все победы французов, а также сам факт коронации Карла VII.

Выполнению этой задачи была посвящена вторая половина процесса, начавшаяся 27 марта.

Положение Жанны ухудшалось. Тюремщики становились всё более невыносимыми. «Святые отцы», приходившие ежедневно в целях «увещевания», доводили до обмороков.

Жанна боролась с подлинным героизмом. Она продолжала упорствовать. Ее дух не был сломлен. Но в середине апреля она тяжело заболела.

…Узнав, что девушка не может подняться с постели, мэтр Жан Эстиве явился к ней в камеру. Он был крайне раздражен.

– Подлая тварь! Наверное, обожралась селедками! Обвинителю было известно, что за день до этого монсеньор Кошон по случаю христианского праздника прислал заключенной рыбу. Это была подозрительная щедрость: девушку морили голодом. Хотел ли епископ ее отравить? Он сильно устал от процесса и не видел ясных перспектив. Быть может, смерть подсудимой в тюрьме показалась ему легким и естественным выходом.

Англичане смотрели на это по-другому. Лорд Варвик, крайне обеспокоенный, затребовал двух докторов медицины:

– Ее надо вылечить во что бы то ни стало. Она слишком дорого стоила королю, чтобы умереть без приговора.

Жанну одолевала лихорадка. По временам девушка теряла сознание. Образы прошлого непрерывно посещали ее.

Она видела родителей: строгое лицо отца, печальное – матери. Мать пристально смотрела на нее и качала головой, будто сокрушаясь. Чем она озабочена? О чем скорбит? Ее дочь не изменит себе…

…Но что это шуршит вокруг? Кто так громко смеется?.. Они здесь не одни! И как она не заметила этого сразу? Здесь много людей. Они ползут и ползут из мрака. Это господа. Все они хорошо одеты и веселы. Лишь один во всем черном, и у его камзола надставленные рукава.

О, это, конечно, он, это «милый дофин»! Она узнала его! Теперь ей совсем не страшно. Она когда-то спасла его, а теперь он спасет ее!..

Она устремляется к нему, радостно смеется и протягивает руки:

– Здравствуйте, милый дофин! Да пошлет вам Бог счастливую и долгую жизнь!

Но он почему-то отворачивается. Она хочет отыскать взглядом его разноцветные глаза, посмотреть в них. Но нет, это невозможно: оказывается, у него нет глаз – одни черные ямы. В ужасе она хочет схватить его руку, но он отступает и прячется за спины придворных. И вот он совсем исчез.

Смех звучит все громче. Звериные морды скалят зубы. Как странно! Почему у этих господ звериные морды? Это страшные маски, но они хорошо знакомы: вот монсеньор Реймский архиепископ, вот сир де Тремуйль, вот «добрый герцог», а вот епископ Кошон и мэтр Эстиве… Ей нет спасенья! Они все обступают ее, хохочут и скалят свои страшные пасти. Ужас охватывает девушку.

…Жанна очнулась. У ее постели находились епископ Кошон, мэтр Эстиве и еще несколько человек.

«Святые отцы» решили использовать болезнь Жанны. 18 апреля в камере больной разыгралась настоящая мистерия.

Попы «кротко и милосердно» уговаривали девушку. К чему она упорствует? Что выиграет от этого? Она надеялась на своего короля, но король покинул ее. Она рассчитывала на великую победу, но победы не будет, вместо этого палач потащит ее на костер. Теперь она тяжело больна – это ли не знак Господа Бога? Пусть одумается. Если она согласится снять мужскую одежду и отречься от своих заблуждений, ее исповедуют и причастят. Тогда Господь помилует ее. Ее тело будет похоронено в освященной земле, а душа вкусит райское блаженство. Если же она умрет, не раскаявшись, то ее останки выбросят на свалку, а душа