когда Адам [ранее] познал Еву, то она зачала и родила Каина'. Здесь мы снова встречаемся с композиционным приемом, о котором упоминали выше: это ретроспекция, в которой есть новая информация — имя первого ребенка, Каина. Хронологическая схема библейского рассказа выглядит так: Всевышний создает мужчину и женщину, мужа и жену, затем они вступают в супружеские отношения ('прилепится к жене своей'), рождается ребенок ('станут плотью единой'), но имя ребенка пока не упомянуто в тексте. Когда же завершается (в основном) драма Адама и Евы, начинается новый рассказ — история их детей, развивающаяся уже после изгнания из Сада Эденского; тут и приходит время назвать их по именам: Каин и Авель.
9. ОБЛАДАЮТ ЛИ АНГЕЛЫ СВОБОДОЙ ВОЛИ? [29]
Человек как субъект истории или как поле борьбы высших сил
Существует один теологический вопрос, на первый взгляд, не столь важный, но при дальнейшем углублении оказывающийся очень существенным для понимания человеческой психологии. В этом вопросе иудаизм и христианство радикально расходятся, и в его свете весьма характерно вырисовываются их основные различия. Речь идет о свободе воли ангелов.
В любом христианском тексте, в котором упоминаются ангелы (или их 'падший' вариант — демоны), они не только мыслятся как наделенные свободной волей, но в этом качестве даже как бы превосходящие человека. Представление это восходит к самым истокам христианства и не претерпело никаких изменений на протяжении всей его истории.
'Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил. Для сего-то и явился Сын Божий, чтобы разрушить дела диавола' — утверждается в 'Новом Завете' (1-е Послание Иоанна, 3:8).
Вот что говорит о демонах православный духовидец Серафим Саровский:
Они гнусны, их сознательное противление благодати обратило их в ангелов тьмы, в невообразимые чудовища. Но, будучи по природе ангелами, они обладают необъятным могуществом. Малейший из них мог бы уничтожить землю, если бы Божественная благодать не делала бы бессильной их ненависть против Божия творения; но они пытаются погубить тварь изнутри, склоняя человеческую свободу ко злу' [30].
На теологическом уровне эти представления оформлены следующим образом:
Зло имеет своим началом грех одного ангела, Люцифера. И эта позиция Люцифера обнажает перед нами корень всякого греха — гордость, которая есть бунт против Бога. Тот, кто первым был призван к обожанию по благодати, захотел быть богом сам по себе. Корень греха — это жажда самообожания, ненависть к благодати, ибо бытие его создано Богом; мятежный дух начинает ненавидеть бытие, им овладевает неистовая страсть к уничтожению, жажда какого-то немыслимого небытия. Но открытым для него остается только мир земной, и поэтому он силится разрушить в нем Божественный план, и, за невозможностью уничтожить творение, силится хотя бы исказить его (то есть разрушить человека изнутри, совратить его). Драма, начавшаяся на небесах, продолжается на земле, потому что ангелы, оставшиеся верными, неприступно закрывают небеса перед ангелами падшими [31], — и последним не остается ничего, кроме как пытаться завоевать человека.
В иудаизме мы имеем совершенно иную теологическую картину: именно падение человека, этого единственного из всех сотворенных существ носителя Божественного богоподобия, повлекло за собой падение всего остального мира (в частности, даже земли, ставшей, как говорится в Талмуде, вследствие этого производить паразитов). Иудаизм отнюдь не считает, что драма первоначально разыгрывается на небе с тем, чтобы впоследствии перекинуться на землю; напротив, она возникает именно на земле и с земли достигает небес.
Непослушание человека разрушило его собственную цельность, разрушило мир (который есть проекция человека) и даже, согласно Каббале, привело к повреждению высших Божественных миров, что выразилось в возникновении в них категории 'гнева'. Именно отторжение гнева, отчуждение качества 'строгого суда' привело к возникновению того, что именуется в Каббале 'левой стороной' — демоническим миром.
'Сатан — он же и есть ангел смерти, и он же и есть дурное побуждение внутри человека', — так говорится в Талмуде о том, кого христиане считают, по существу, основным действующим персонажем миротворения.
В иудаизме ангелы вообще и 'сатан' в частности, в отличие от человека, мыслятся как существа не наделенные свободой воли. Это орудия, служебные духи, которые, проявляя расторопность внутри предписанной им миссии, заведомо лишены каких-либо собственных интересов. В частности, миссия Сатана — осуждать человека, т. е. провоцировать человека на поступки, противные его достоинству и назначению, и отмечать грехи. Сатан выступает на Божественном Суде как обвинитель человека перед Богом (т. е. как 'небесный прокурор', необходимая часть правильного судопроизводства), но отнюдь не как независимый судья, не как 'противник Бога', облеченный хоть какой-либо самостоятельной властью.
В христианстве существует однозначное представление о том, что ангелы сотворены по образу и подобию Божию. И поэтому прежде всего достоин исследования следующий вопрос: почему Бог не назвал 'сотворенными по образу и подобию Своему' разумных, невещественных, небесных и близких к Нему ангелов? Ведь они в куда большей степени, чем человек, обладают началом самовластным и царствующим над всей землей и над самим человеком, — пишет преп. А.Синаит [32]. Ответ христиан (гласящий, что в образе человеческой семьи воспроизводится образ Троицы) в данном случае не столь важен для нас, как сам вопрос. Ведь вопрос этот свидетельствует о безусловной христианской убежденности в сотворении ангельских сил именно по образу и подобию Бога.
Иудаизм же исходит из того, что во всем мироздании только человек создан 'по образу и подобию Бога', только человек обладает свободой выбора, а ангелы — это подчиненные существа, созданные для выполнения определенной функции.
У этой проблемы есть не только теологический, но и психологический аспект. Различие между иудаизмом и христианством во взглядах на 'свободу воли ангелов' есть, по сути, различие во взглядах на роль человека в космосе, различие во взглядах на ответственность человека.
Христиане часто говорят о своем 'духовном совершеннолетии', о своей духовной свободе, упрекая иудеев в 'рабской покорности' Закону, в их 'недостойном взрослого человека хождении на помочах мелочных предписаний'.
Однако то, что мы только что увидели, говорит как раз об обратном. Позиция иудаизма, согласно которой именно человек и только человек сотворен по образу и подобию Бога, только он ответствен за царящее в мире зло, — представляется позицией существенно более 'взрослой', нежели христианская, приписывающая происхождение зла не самому человеку, а принципиально иному существу — ангелу, делающая человека 'полем борьбы высших сил' и этим уменьшающая его личную ответственность.
'Возвышенное' изречение Достоевского: 'Бог и дьявол воюют, а поле брани — сердце человека' в свете иудейских представлений звучит скорее как лакейское сетование: 'Паны дерутся, а у холопов чубы трещат'.
Христиане любят повторять, что они в своем служении руководствуются 'сыновними' мотивами, в то время как иудеи — 'рабскими'. Но вера христиан в богоподобие ангельских сил, одно лишь их согласие с тем, что они сами — не первородные дети и что над человеком стоят собственно 'Сыны Божии' (это библейское словосочетание всегда понимается христианами как относящееся к ангелам, а евреями — как относящееся к людям), сообщает этому сыновству довольно-таки двусмысленный оттенок.
По меньшей мере — это сыновство представляется не достигшим совершеннолетия. Ведь несовершеннолетнего сына отличает от совершеннолетнего не какая-либо ущербность в достоинстве, но ограниченность ответственности. (В нашем случае — перекладывание ответственности с человека на 'падшего ангела'.)
Согласно христианскому мировосприятию, за царящее в мире зло в основе своей отвечает не человек, а дьявол, который 'первый согрешил'. Или точнее, человек отвечает только за себя, но не за все
