— Ничего.
— По сегодняшним убийствам?
— Официантка в кафе, где директора положили, сказала, что мужик сильно нервничал, сидел за столом в компании мужчины и женщины. Затем женщина ушла; по мнению свидетельницы, недовольная. Через несколько минут раздались выстрелы. Мужчина сорвался и удрал.
— Приметы известны?
— Приблизительно. Женщина — блондинка под 30, хорошо одета, рост средний, телосложение нормальное. Мужчина — моложе, под 25; волосы светлые, рост высокий, телосложение крепкое. Из особых примет: на шее на шелковой нитке золотое кольцо с синим камнем.
— Это Боря… — вскрикнула Устинова.
— Шустрый у вас сынок, — похвалил Николай Антонович, — к Кравчуку поспел и сюда не опоздал.
— А блондинка, наверное, Юля, — сказала Ирина Сергеевна и добавила, — похожа, во всяком случае.
— Пионерский лагерь! — голосом завзятого конферансье объявил водитель.
— Давай-ка, с тылов подкатим, — велел Николай Антонович, — с тылу оно вернее.
«Скорая» остановилась у ржавых ворот.
— Не путайтесь под ногами, — скомандовал Петр Алексеевич за спиной Устиновой и мягким движением увлек ее ближе к забору. Из-за поворота выруливал крытый грузовичок с надписью «Аварийная» по борту. Ирина Сергеевна невольно улыбнулась: как и прежде, герои невидимого фронта скрывали истинные лица в «скорых» и «аварийных» фургонах. Изменились времена и марки машин, наработанные приемы остались прежними.
— Что может быть привычней аварии? — прочел ее мысли Петр Алексеевич и тот час, позабыв о существовании посторонних, принялся инструктировать парня в камуфляже.
Ирина Сергеевна огляделась. Лес, белый корпус, тишина. Приезд силовиков почти не нарушил тягучий покой, висевший над лагерем.
— Вы мне нравитесь, — раздалось вдруг.
Устинова стремительно обернулась. Олейник смотрел на нее серьезно и явно ждал ответа.
— Вы мне тоже, — неожиданное признание далось на удивление легко.
На мужском лице разлилось облегчение.
— Отлично. Тогда идите на территорию. Уже можно. Но…имейте в виду, я не шучу.
— И я серьезно.
Они смотрели друг на друга и наверняка думали об одном. Признание стоило закрепить поцелуем. Но слишком уж неподходящая для нежностей выдалась минута. К тому ж у Олейника ожила рация и сиплым голосом сообщила:
— У нас гости. Двое мужиков подкатили на джипе у центральных ворот. Один, судя по описанию, Устинов. Второй — смазливый брюнет под тридцать. Лезут через забор.
— Возможно, это Степан Богунский. Жених Кати. Бывший жених.
Петр кивнул и приложил палец к губам. Тихо!
— Можно мне к сыну?
— Нельзя.
Ирина Сергеевна вздохнула, зачем было спрашивать и так все понятно.
Четверть часа они провели в салоне «Скорой» в молчании. Петр не отрывал глаз от ноутбука. Ирина Сергеевна терпеливо ждала, плохо понимая, чего именно. На сердце было тихо и спокойно. С Борей все в порядке. Петр рядом. Еще бы Катерину отыскать.
— Отбой тревоге. Олейник, ты где? Бери дамочку и иди сюда, — обрывая тишину, приказала рация голосом Кравца.
Проходя мимо бетонного одноэтажного здания, Ирина Сергеевна увидела на стене, нарисованный мелом портрет. Красивое лицо в росчерках морщин — это лицо было главной темой Катиных художеств весь июль.
— Катя эту старуху все лето рисовала, — сказала Устинова.
— Что?! — Петр сначала выкатил глаза от удивления, потом судорожно ухватился за мобильный. Реакция Кравца оказалась еще более странной:
— Не… может… быть… — он еле ворочал языком.
Даже Николай Антонович был ошеломлен.
— Да… — выжал он с трудом, уставившись на портрет.
— Тут и подпись есть, — Ирина Сергеевна указала пальцем в нижний правый угол. — Т.С.Т.
— Офанареть. Эту женщину зовут Татьяна Сафоновна Трюхина. Но Катя знать про это ни как не может, — простонал Кравец.
— Она и не знает. Аббревиатура означает «тройка, семерка, туз», — расшифровала Устинова. — Помните «Пиковую даму»? Старуха очень похожа на графиню.
Мужчины переглянулись, словно услышали глупость.
— Надо звонить Деду. И вообще всем. Раз такое дело, — уронил глухо Кравец.
Борис
Взрыв мазды перекрыл движение, образовавшийся затор обрастал новыми машинами. Вот уже мелькнул автомобиль ГАИ, раздалась милицейская сирена.
— Пора, — Устинов глянул на часы и скомандовал, — уходим.
Степан чуть не взвыл:
— Ты что из железа сделан? На твоих глазах человека убили. Нет, троих человек! Ты и глазом не моргнул; тебе дела нет!
«Степа прав, — Борис пропустил обидные слова мимо сердца, — мне нет дела ни до кого. Главное — Катя. Остальное — не моя забота».
— Степа, прекрати ныть! Возьми себя в руки!
— Да, я раскис, размяк, утратил способность конструктивно мыслить. Я потерял ориентиры, я раздавлен …
— Не желаю слушать это бред. Прощай, — Борис сделал шаг в сторону.
— Нет, — взмолился Степан, — не оставляй меня одного. Я буду молчать. Я на все согласен.
— Мы уезжаем
Существовало, как минимум два места, где Катерина могла спрятаться. Первое — бабушкину квартиру проверила мама. Раз от нее нет известий, занчит и Катьки, там нет. Во второе — пионерский лагерь — Борис направился сейчас.
«Найду ее и сразу же отведу в ЗАГС?» — думал он, не отрывая взгляд от мелькавших за окном городских пейзажей. — Сколько можно быть идиотом? Сколько можно ждать, пока эта дура поумнеет?»
… Им было по 18 — самое время творить глупости. Они и творили…
— Я должна с тобой поговорить, — Катерина была на удивление серьезной.
— Говори, — позволил Устинов.
— Я хочу …чтобы ты лишил меня девственности.
От Морозовой можно было ожидать всякого, но такого! Борис нервно дернул кадыком, сглотнул набежавшую слюну.
— Постарайся меня не перебивать, — попросила Катя, — я волнуюсь, стесняюсь, мне неловко. Поэтому многие фразы, наверное, прозвучат фальшиво и напыщенно. Ты не обращай на это внимание.
Что бы ни предстояло услышать, Борис знал: предложение он примет, от подобного не отказываются.
