Катька…приходила в его сны и маячила наяву. Шептала ласковые слова в воображении и болтала ерунду рядом. Она олицетворяла все женское и манящее. Она …
— Мне очень повезло в жизни, — сказала Катя, — у меня есть настоящий друг. Ты. Умный, добрый, порядочный, надежный и я хочу, сохранить наши отношения надолго, если удастся навсегда. Очень жаль, но некоторые моменты мешают нам. Мы боимся, друг друга, — грянуло разоблачение, — боимся нечаянных касаний, взглядов. Мы смущаемся по поводу и без. Ответь, пожалуйста, как ты ко мне относишься?
— Хорошо, — Борис приподнял удивленно брови.
— Хорошо или по-особенному?
— По-особенному, — пришлось раскрыть карты.
— И я … — раздалось в ответ.
Признание, завуалированное дымкой слов, взаимное, стелило ли оно дорогу к грядущему счастью?
— Но наших особенных чувств мало. Да и они, скорее всего, привычка детства. Будь между нами что- то большее, чем «особенность», мы бы давно переступили грань.
— Ты ведь не хочешь… — возразил Устинов. Его несмелые попытки изменить характер отношений, Катя пресекала на корню.
— Боречка, я знаю тебя тысячу лет. Ты мне симпатичен, но, представляя нас вместе, я готова рыдать от отчаяния. Ты для меня, как часть тела. Как прочитанная книга. А я хочу любить, гореть от страсти. Понимаешь?
Он понимал. Он и сам ощущал похожие чувства. Высокому блондину со спортивной фигурой в педагогической универсетете — объяснять подобные вещи не приходилось.
— Зачем же тогда… — он не смог подобрать нужные слова. — Зачем пороть горячку?
— Затем, что я хочу быть свободной.
— От чего?
— От комплексов. Первый секс случается по глупости, расчету или влюбленности. Глупости я совершать не хочу. В расчете могу ошибиться. Влюбленность и того хуже, пройдет через день. В результате, не исключено, что я получу травму. Ведь первые эротические впечатления откладывают след на интимные пристрастия всей жизни. Я не хочу рисковать.
— Ты идиотка, которая начиталась умных книг.
— Возможно. Но это еще не все.
— Что еще?
— Мы с тобой все равно когда-нибудь переспим: по пьяному делу; со скуки или от одиночества. Если это неизбежно, зачем ждать? Зачем отдавать на откуп случаю свою жизнь? В общем, я хочу, чтобы ты был моим первым мужчиной. Ты — красивый, сильный, мужественный, ты мне нравишься. И не надо острить. Я выбрала тебя, — Катя отвернулась к окну и роняла слова за спину угрюмо и решительно, — так как не хочу ни от кого зависеть. Ты — мой друг. Единственный, с кем я могу не бояться, что мои поступки обернутся против меня. Понимаешь, девичество обрекает меня на позицию слабую и подчиненную. Я — буржуазна, закомплексована, пропитана насквозь духом мещанской морали.
— То есть пока еще не спишь, с кем попало? — съязвил Борис.
Катерина выпустила коготки.
— Устинов! Не читай мне нотаций. Ты захотел стать взрослым и стал?! Я ведь знаю, что ты делаешь по субботам в общаге.
— Я — мужчина, — пробурчал Борис, заливаясь краской от смущения.
— А я женщина. Вернее хочу ею стать. Но я хочу быть сильной женщиной.
— А как на счет того, чтобы быть умной?
— Как ты не понимаешь, силы и ума — мало. Еще нужна смелость. А у меня ее нет. Я обычная домашняя девчонка, воспитанная на хороших книжках. Вдобавок идеалистка и боюсь разочарований. А с тобой мне не страшно. Ты не меня не предашь, не бросишь. Если я испугаюсь — ты ведь на мне женишься?
Устинов открыл от удивления рот.
— То есть: я лишаю тебя невинности, после чего ты пробуешь лечь под другого и если, не справляешься с этим сложным заданием, я должен на тебе жениться?
— Нет! Мы с тобой переспим, а на следующее утро я скажу, надо жениться или нет. Если я не умру от страха — гуляй дальше, если перепугаюсь — отведи меня, пожалуйста, в ЗАГС.
— Ты — сумасшедшая!
— Ты согласен?
Они смотрели друг другу в глаза.
— Я не могу отказаться, — признался Борис, — я мужчина.
— Ты мой друг, — сместила акцент Катя, — мужчин вокруг много.
В тот момент он не был ей другом и сказал:
— Хорошо…
Катя вздохнула облегченно:
— Я скажу когда, буду готова.
При мысли о предстоящем «мероприятии» у Бориса начинали дрожать руки, по спине тонкими струйками стекал пот, во рту сохло. Он трижды был с женщиной и по поводу технической стороны дела не волновался. Что касается остального …он лежал в постели, пялил глаза в темноту, в потолок, в стены, в никуда и повторял, как заведенный, Катя, Катя. Катя… От сладкого слова, от предвкушения сердце замирало и падало вниз. Она сказала — завтра. Ночь разменивала секунды с невероятной медлительностью. Время ползло черепахой, старой, усталой, замученной бесконечной дорогой. Настало утро, минул полдень, сгустились сумерки. Мама ушла на ночное дежурство, за окном залилась темнота. Часы ударили полночь. Борис пошел отворять двери. Шурша чем-то белым, шелковистым в квартиру скользнула Катерина.
Бликами чужих судеб горели окна дома напротив. Сияла матовой белизной обнаженное девичье тело.
— Катя…
Она стояла, как мраморное изваяние, почти не дыша от волнения.
— Не бойся, милая, я сам боюсь. Открой глаза, пожалуйста.
Она зажмурилась как ребенок перед страшной картиной.
— Боречка, давай скорее.
Он протестующе покачал головой.
— Нет … — и тронул губами губы.
— Ну, пожалуйста…
— Нет…
Она не отвечала на поцелуй, он не настаивал. Взял в ладони ее лицо, прикоснулся губами к глазам, к бровям, лбу. Под натиском нежности ее плечи обмякли, руки безвольно повисли; напряженная спина расслабилась. Он снова вернулся к губам. Еще каменым, но уже в легком трепетном дрожании. Вечность длился поцелуй со скульптурой, и, наконец, ему ответила женщина. Губы раскрылись, тело устремилось навстречу, горячие ладони легли на плечи.
— Катенька, — он подхватил ее на руки и закружил по комнате, не обрывая поцелуй, не обрывая нежность. Что значили три женщины, которых он имел по сравнению с той, которую познавал? Ничего. Не было умелых ласк, податливых тел, горячих вагин; не было мягких грудей, набухших сосков. Память в одно мгновение стерла ненужное, с белого чистого листа начав отсчет мужских побед.
— Катя… — Все было справедливо. Все было правильно. Он любил ее и кружил по комнате, шалея от щенячьего счастья, пьянея от восторга, переполняясь восхищением. Мир, свершившихся надежд и мечтаний, мир чувств улыбался растерянно и нежно, сиял зеленющими очами, заливисто хохотал, смелел, наглел и требовал еще, еще. Стонал старый диван. Стонали зацелованные губы, стонал от страсти космос. Сливались воедино жизни, судьбы, сути. Он и она! Любовь, молодость, порыв! Алела пятнами крови простыня, болела разорванная плоть, блестели капли пота на лбу. Катя вскрикнула и, выгнув дугой спину, замерла; бедра ее сотрясали ритмичные судороги. Борис повержено поник головой, спрятал лицо в
