вашего прадеда. Приезжала с целью понять чудесное исцеление Ребана Германа Карловича.
– И что? Поняли?
Анна Даниловна помотала головой.
– Ваш дед ничего не смог мне объяснить или не захотел объяснять. Я однажды заикнулась об этом чудесном случае Оксане Васильевне, и она пыталась узнать у меня адрес целителя. Но я ей не дала. Тогда она сказала, что найдет сама. Зная Оксану Васильевну, я в этом не сомневалась. Поэтому, увидев результаты анализов, у меня даже не возникло сомнений, что она была в Трешке.
– Да, была, – кивнул Александр. – Только нашла она меня совсем не по следам деда, и не по вашей подсказке.
– То есть, – удивилась Анна Даниловна, – вы хотите сказать, что она случайно здесь оказалась?
– Ну, вообще-то да… благодаря Алексею, своему директору… эээээ… то есть водителю.
– Да, – нахмурилась Анна Даниловна, – с Алексеем этим тоже какая-то непонятная история. А с Аленой… ну просто чудо на чуде, тайна на тайне… Александр, ну помогите мне! Иначе я просто умру от любопытства.
– Хорошо, – согласился Александр. – Но при условии, что и вы мне расскажете, что там произошло. А то телевизор – это не очень авторитетный для меня источник информации.
– Ой. Ну вообще-то я дала подписку, что в интересах следствия…
– А в интересах науки? – перебил ее Александр. – К тому же следствие ничего от меня не узнает, можете не волноваться.
Анна Даниловна задумалась.
– Хорошо, расскажу. Только, боюсь, я не сильно проясню картину. «Скорую помощь» вызвали ночью. Алексея обнаружил охранник гаража. Когда машина приехала, он уже вытащил его на газончик и сделал искусственное дыхание, чем и спас ему жизнь. Сейчас Алексей лежит под капельницей. Жить будет.
– А Оксана?
– Оксану я не видела. Ко мне приходили, спрашивали, но… – Анна Даниловна развела руками. – Я ничем не смогла им помочь.
– Ерунда, – сказал Александр.
– Почему ерунда?
– У вас ведь платная «скорая», не так ли? Откуда охраннику гаража знать ваш телефон? Он набрал бы ноль-три. Значит, Оксана была рядом. Это она вызвала «скорую». Правильно?
Анна Даниловна замерла, открыв рот.
– А-а-а… От вас, мистер Холмс, ничего не скроешь. Странно, что господа следователи не заметили этой маленькой детальки.
– Значит, вы знаете, где она? – с надеждой спросил Александр.
– Нет, увы, не знаю. Но она мне звонила. Сказала, что ни в чем не виновата, но чтобы я никому об этом не говорила. Еще была странная просьба, запереть Соню в пси… в неврологическое отделение и никого к ней не пускать, а Алексею симулировать беспамятство как можно дольше.
* Эта история рассказана в книге «Цветок папоротника».
Александр со вздохом облегчения откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Значит, она никого не убивала. Все остальное не имело значения.
– Александр! – прервала его эйфорию Анна Даниловна. – Вы что-нибудь понимаете?
– Пока нет, – очнулся Александр, – но давайте попробуем разобраться. Куда она могла уехать?
– Понятия не имею! Честно говоря, я надеялась найти ее здесь. Вряд ли кому-то пришло бы в голову искать ее в такой глуши.
– Да нет. Здесь есть телевизоры и множество сознательных дачников, готовых прийти на помощь нашей милиции. Особенно за вознаграждение.
– Тогда у меня больше нет вариантов. А у вас?
– На чем она уехала? Вряд ли на поезде или самолете. Там надо предъявить паспорт.
– Из гаража пропал ее белый «мерседес», наверняка на нем.
Они несколько минут помолчали. Потом Анна Даниловна сказала:
– Теперь ваша очередь, Александр. Рассказывайте, чем вы ее лечили?
– Я? – Александр усмехнулся. – Я ее не лечил. Просто заставил купаться в росе и в холодной речке. Я знаю один прием, которому меня обучил в детстве дед. С помощью него мне удалось снять приступ и заставить ее дышать, а все остальное она сделала сама. Она изобрела интересный способ изменения памяти, возможно, именно в нем причина чудесного исцеления.
– Вот, вот, вот! Именно это мне и интересно! – оживилась Анна Даниловна. – С этого места подробнее, пожалуйста! – Она вскочила, пересела за стол и достала тетрадку и ручку.
Александр со всеми подробностями, какие смог вспомнить, начал пересказывать историю с крысой*.
Анна Даниловна внимательно слушала, кивала головой и записывала его слова.
Вдруг Александр замолчал. Анна Даниловна оторвала взгляд от конспекта и в недоумении посмотрела на него.
– А дальше? Я слушаю вас.
– Вы не слушаете, вы пишете, – слегка раздраженно сказал Александр.
– Ну, да… и что?
– А не могли бы вы не писать?
– Почему?
– Не знаю! Меня это раздражает… почему-то.
– Хорошо, – и Анна Даниловна отодвинула тетрадь в сторону. – Продолжайте.
Александр начал рассказывать дальше, но заметил, что Анна Даниловна начала нервно теребить скатерть, чтобы как-то занять руки, которые постоянно тянулись к ручке и тетради.
– А почему вы не можете не писать? – спросил он.
Анна Даниловна пожала плечами.
– Вы правы, не могу. Привычка. Кажется, что если не запишу хоть единое слово, то…
– Что? Сразу же все забудете? – улыбнулся Александр. – Так не переживайте, я еще раз расскажу.
– Дело, кажется, не в этом, – смутилась Анна Даниловна.
– А в чем?
– Понимаете, в институте со мной произошла одна история… У меня вообще отличная память, поэтому я на лекциях внимательно слушала и не писала, а материал учила по учебникам. И вот однажды я пришла на экзамен, рассказала все… А преподаватель придрался к какой-то мелочи и поставил мне «неуд». Я была в шоке… Я раз десять ходила сдавать ему экзамен, чуть из института не вылетела. И вдруг он мне заявляет, что поставит тройку, если я покажу ему свои конспекты.
– Он что, дурак?
– Скорее, самодур. Но искать правду было бесполезно. И пришлось мне переписывать несколько тетрадей конспектов. И тогда он поставил мне «отлично» и сказал: «Надеюсь, впредь вы научитесь уважать преподавателя».
– То есть он воспринял то, что вы не записывали его лекции, как личное оскорбление?
– Да. И с тех пор я стараюсь проявлять уважение к рассказчику, тщательно записывая его слова, хотя, на самом деле, мне это абсолютно не нужно.
– Вот так и возникают ненужные программы генетической памяти, – улыбнулся Александр.
– Да, интересно. Никогда бы об этом не вспомнила, если бы вас не стало это раздражать. Кстати, а почему? Что такого раздражающего в моем конспектировании?
Александр задумался:
– Не знаю. Не могу вспомнить ничего, что могло бы создать это… э-э-э… раздражение.
– Да, вы правы, – засмеялась Анна Даниловна. – Это «э-э-э» необходимо будет заменить какой-то научной терминологией. В диссертации не напишешь просто «раздражение». Но, прошу вас, продолжайте.
– А вы продолжайте записывать.
– Зачем?
