любого благоразумного туриста! Но Вавилов не был туристом, как не был он и искателем приключений. Методично, день за днем на протяжении 17 недель (до 1 декабря 1924 года) изучал он 232 земледелие Афганистана, его культурную флору.
Кафиристан — лишь эпизод в этой большой научной разведке; наряду с ним путешественники обследовали еще с десяток обширнейших районов. 4500 километров отмахали они верхом и пешком по горам и долам, по пескам и снегам, в нестерпимую жару и пронизывающий холод; подчас рискуя жизнью, преодолевали они крутые подъемы и головокружительные спуски.
Ради чего?
Всходы на обновленной земле
…В 1921 году Вавилова, профессора Саратовского университета, пригласили возглавить Бюро по прикладной ботанике в Петрограде. Новый заведующий выдвинул дерзкую по замыслу программу глобальной ботанической инспекции. Надо ознакомить нашего селекционера со всем мировым ассортиментом культурных растений. Пусть заменит малоценные сорта высокопродуктивными, пусть выведет сам еще лучшие!
Для многих это «попахивало прожектерством».
Еще не смолкло эхо гражданской войны, кругом разруха, голод, в городе толпами слоняются безработные, снуют спекулянты, на полях не хватает рабочих рук, а тут, видите ли, «туристские прогулки» по Европам за цветочками-листочками. Полноте!
— Чтобы в кратчайшие сроки преодолеть вековую отсталость российского земледелия, пора начинать работу уже сегодня, — доказывал Вавилов.
В царской России, даже в мирное время, даже в обстановке относительного благополучия, хлеборобы и огородники, не знали толком отечественных «зеленых ресурсов», их сортового состава — что уж тут говорить о заграничных! Теперь же, когда земля стала общенациональным достоянием, так дальше продолжаться не может. Аграрная революция немыслима без высокой культуры в семеноводстве, без использования мировых достижений, без энергичной селекционной работы в масштабах всей страны.
Ленин придерживался того же мнения. Мог ли он, стремившийся мобилизовать на строительство новой жизни всю мощь науки и техники, весь интеллектуальный потенциал нации, разбуженной революцией, мог ли наш вождь не одобрить глубоко аргументированную патриотическую инициативу?
В 1921 году Н. И. Вавилов едет в США и Канаду.
Репортеры с любопытством вглядываются в «красного профессора». От их внимания не ускользает, что «мистер Вавилов» и на плантации фермеров и в респектабельные оффисы приходит в поношенных башмаках, в одном и том же костюме, отнюдь не модном, да и не новом. Но заокеанские коллеги не могут не видеть, что перед ними интеллигентный человек, широко эрудированный, прекрасно осведомленный в своей области, изъясняющийся на нескольких языках.
«Если все русские таковы, как профессор Вавилов, — заявляют газеты, — Америке стоит дружить с Россией!»
Ученый возвращается с богатейшей коллекцией образцов — от злаковых до бобовых, от кормовых до технических, от полевых до садовых — всего свыше 7000 наименований.
«Узнайте в Наркомземе, сколько вагонов усовершенствованных семян привезли из-за границы», — интересовался Ленин, который в сутолоке повседневных хлопот, уже больной, прикованный к постели, не переставал беспокоиться о судьбах нашего сельского хозяйства.
Еще в 1922 году Мария Ильинична Ульянова отправила секретарю Ленина, находившемуся в Германии, такое письмо: «Ильичу хотелось бы связаться с организаторами „Обновленной земли“, чтобы выписывать оттуда книги, семена и пр. Хотелось бы ему также пересадить флору Канады в РСФСР. Видимо, этот вопрос его очень занимает, так как он часто к нему возвращается». Речь шла о группе селекционеров, которой американец А. Гарвуд посвятил целую книгу, переведенную К. А. Тимирязевым и прочитанную Лениным. Гарвуд рассказывал о калифорнийском дарвинисте Лютере Бербанке, который выводил новые сорта плодов.
«Опыты по получению новых культурных растений имеют громадное государственное значение, — говорилось в правительственной телеграмме, адресованной Тамбовскому губисполкому. — Срочно пришлите доклад об опытах Мичурина Козловского уезда для доклада председателю Совнаркома тов. Ленину».
Да, Ленин сразу же оценил по достоинству и исследования И. В. Мичурина. Сам Иван Владимирович потом неоднократно подчеркивал, что без поддержки со стороны Советской власти он так и остался бы «незаметным отшельником экспериментального садоводства». О Мичурине Ленин узнал благодаря Вавилову.
Еще в 1875 году, располагая нищенскими средствами, на жалком клочке земли молодой Мичурин начал опыты. У него не было возможности получить систематическое специальное образование. Со скромным багажом теоретических познаний вступил он на стезю самостоятельных творческих исканий и, как признавался впоследствии, долгое время брел ощупью. Да и подлинно научная генетика, лежащая в основе селекции, тогда еще ждала своего часа.
Скрещивая лучшие, преимущественно южные разновидности плодов и ягод с местными, хорошо приспособленными к условиям среднерусских и северных районов, Мичурин выводил чудо-сорта, прогремевшие впоследствии на весь свет.
Ивана Владимировича избрали почетным членом канадского общества садоводов «Бридерс», его наперебой засыпали запросами американцы, англичане, немцы, французы, слали к нему своих агентов. Один из таких эмиссаров, профессор ботаники
Вашингтонского сельскохозяйственного института Фрэнк Н. Мейор, побывав у козловского чудодея, в своем отчете департаменту земледелия США констатировал: «Растения мистера Мичурина более ценны для северных штатов Америки, чем вся продукция Л. Бербанка».
Вскоре директор департамента Д. Ферчайлд предложил Мичурину переехать за океан вместе со всем садом. Американское правительство выделяло для этого целый пароход. Оно назначало «русскому Бербанку» 8 тысяч долларов ежегодно.
Благодетели получили корректный, но твердый отказ. «Все свои силы я отдал на обогащение садов моей Родины улучшенным ассортиментом плодовых растений и задачу эту должен выполнить до конца», — писал Иван Владимирович.
Узнав об официальном приглашении из США, царский кабинет, упорно игнорировавший неоднократные ходатайства самого Мичурина и его друзей, наконец-то встрепенулся. Из столицы в захолустный Козлов пожаловал действительный статский советник Салов. Иван Владимирович со всей прямотой высказал сановитому визитеру свои обиды:
— Я, ваше превосходительство, тридцать пять лет корплю над жалкими клочками земли, дрожу за каждый грош, чтобы использовать его на научные опыты. Справляться один со всеми работами по питомнику не в силах, в результате ценнейшие сеянцы гибнут. Тесно, многое приходится уничтожать самому, чтобы высвободить место для новых экземпляров. А со стороны правительства никакого внимания!
Но, может, после этого Мичурину помогли?
«Ничего не сделали, — сообщал Иван Владимирович одному из своих коллег. — Ограничились присылкой двух орденов Анны и креста за заслуги с предложением переселиться в Петербург на службу в сельскохозяйственный департамент на 3000 годового жалованья, от чего я, конечно, отказался…»
В 1918 году мичуринский рассадник и питомник поступил в ведение
