на то, как молодая супружеская пара обустраивалась на новом (ну, понятно, что для самого Савватея очень даже старом) месте. Послушал короткий, но очень эмоциональный рассказ о том, как им помогали, работая чуть ли не за спасибо, какие в общине доброжелательные и хорошие люди вообще, и соседки в частности, и попытался вспомнить - сколько он там выделил своему бывшему денщику на обустройство? Точная сумма все никак не вспоминалась, но по любому он не мог дать меньше пятисот рублей.
'Не удивительно, что в селе их приняли хорошо: мужики с села им за полдня старый дом с постройками снесли - накормил и напоил от пуза, да бревна разрешил забрать. От надела отказался, родне слегка помог, в храм божий сколько надо занес. Новый дом поставили - опять село напоил-накормил. Как к такому плохо относиться? Странно, что Марысю подруги не одолевают. Наверное, меня побаиваются?'
Поздним вечером вернулся из своего сапожного рейда и сам Вожин. Привез две кипы газет для командира, полсотни карамельных петушков и сердечек, нанизанных на хрупкие палочки из обычной соломы - для Ульяны и ее подружек от 'дяди Саши'. Ну и дежурный подарок жене, в виде ярко-алого платка с незатейливым узором по краям. Выложили все это богатство прямо на стол, и пока супруги миловались за дверью, а их дочка перебирала фигурные кусочки плавленого сахара, отставной ротмистр решил разглядеть поближе шедевр полукустарного творчества местных текстильщиков. Было в платке что-то такое, смутно знакомое, но вот что именно, понять не удавалось.
- Александр Яковлевич, докладываю! Заказал новую пару, завтра утром будут готовы, вот. Ну а к полудню я их вам прямо сюда и представлю, чтобы, значит, полный порядок стал. Да, а что со старыми прикажете делать?
- Да что хочешь, то и делай, мне они уже ни к чему.
Судя по довольной мине на лице Савватея, сапоги после командира будет донашивать именно он. А что? Офицерские, почти новые. Хромовые! Такая вещь на дороге не валяется, и стоит соответственно. Нет, ну в самом-то деле, не выкидывать же их? Мигом соседи подберут да на свои ходули пристроят.
Самого же князя в данный момент интересовало совсем другое. Поняв, что именно казалось ему знакомым в узоре на платке, он тут же поинтересовался у гостеприимного хозяина - а много ли таких платков продается по ярмаркам?
- Да полным-полно, Александр Яковлевич. Есть из ситца, шерстяные, шелковые, бумазейные . А что, надо?
- Да нет, это я так, ради праздного интереса.
Поглядев еще раз на незатейливый рисунок, в котором очень просто можно было разглядеть повторяющийся во всех возможных вариантах солнечный знак свасти-ка, он же славянское коло, любопытствующий аристократ задумчиво хмыкнул.
'Христианство на Вологодчине вот уж с тысячу лет как, а глянешь на вот такой вот платок - и вспоминаешь, про свои корни. Поди, в такой глуши и настоящего родовера отыскать можно, если очень сильно захотеть'.
- Ты мне вот что лучше, Савва, скажи. Когда прибавление в семействе будет?
Хозяин дома вздохнул и слегка сгорбился на лавке.
- Да если бы я знал, Александр Яковлевич. Вроде и стараемся, да вот не дает бог ребеночка. Я уж и насчет паломничества по святым местам начал задумываться...
- А что, дело хорошее. Заодно и по врачам пройдитесь, что-то из двух обязательно поможет.
Дальнейшую беседу прервало появление повизгивающей и галдящей оравы Ульянкиных подружек, как по волшебству слетевшихся на сладкое угощение. Увидев взрослых, а в особенности важного гостя (про которого дочка Савватея уже всем успела растрезвонить, что это есть ни кто иной, как ее лично- персональный дядя Саша), табунок малолетних девиц тут же притих и выстроился в некое подобие очереди. Получив желаемое, будущие невесты чинно благодарили маленькую хозяйку и тихо удалялись за дверь, чтобы там с полным комфортом и от всей души полакомится карамельным подарком.
Вожин при виде такого благолепия мигом забыл про свою хандру и горделиво приосанился.
- Вот какая у меня умница да красавица растет! Поди, еще лет пять-шесть, и женихов со двора оглоблей гонять буду.
Юная красавица и в самом деле оказалась редкостной (для своих лет, конечно) умницей: оделив последнюю свою подружку гостинчиком, она не последовала за ней на свежий воздух, а наоборот, шустро разделась и бочком-бочком придвинулась к приемному отцу и дяде. И не с пустыми руками, а с небольшим альбомчиком, почти полностью заполненным ее незатейливыми почеркушками. Села поудобнее, разложила пяток цветных карандашей и стала что-то рисовать, время от времени поглядывая то на одного беседующего мужчину, то на другого. А когда те заинтересовались столь необычным, даже можно сказать тревожно-долгим молчанием десятилетней девочки, та горделиво представила на суд взрослых итог своего получасового труда. Два портрета, Савватея и его командира, выполненных в несколько авангардной манере.
'Н-да, синие волосы и красные глаза, это определенно новое слово в искусстве. Но похож, этого не отнять. Талант, получается?'
- Савва, а ты дочку свою в учебу отдавать-то думаешь, или как?
- А что, надо?
Навострившая ушки Ульяна, тут же стала в два раза медленнее собирать свои немудреные рисовальные принадлежности.
- Понятно, не думал. Тогда... Иди сюда, егоза. Учиться хочешь?
- Ага!
- Не понял?!
- Хочу, дядь Саш, очень! А где?
- Там видно будет, где и на кого. Года через два и посмотрим. А может и пораньше. Ну все-все, иди погуляй, нам еще поговорить надо.
Наконец-то собрав пять несчастных карандашей и тоненький рисовальный альбом, юная, но подающая большие надежды художница унесла их к себе в комнату. Так же спокойно накинула свой овечий тулупчик, и из последних сил удерживаясь от радостного визга, метнулась за дверь.
- Пронька! Иди быстрей, че скажу!!!
Внимательно оглядев комнату на предмет неприятных сюрпризов и не найдя таковых, Александр успокоено вздохнул и сел в небольшое кресло, всем своим видом напоминающее скорее ожиревший до невозможности стул. Подцепил пальцем кокетливый бантик на шпагате, удерживающем газеты в одной стопке, потянул, дернул, и вытащил на свободу толстые 'Губернские ведомости'. Затем журнал 'Развлечение', потом любимый более других 'Вокруг света', еще пять газет... Часа через четыре, когда все печатное слово было благополучно усвоено, князь покинул жесткое и неудобное кресло и вытянулся на кровати. Новостей было немало. Во-первых, в своих путешествиях по заграницам и прочих делах, он умудрился пропустить закладку Великого Сибирского пути. Которая, между прочим, совершилась еще в мае месяце уходящего года, рядом с Владивостоком. Причем, к этому вне всяких сомнений историческому моменту приложил свою августейшую руку сам цесаревич Николай Александрович. Вот только сделал он это как-то непонятно. То ли торжественную речь толкнул на три часа кряду, с всемилостивейшим перерезанием ленточки и маханием рукой, или просто шпалу пнул августейшим сапогом и красиво выругался - такие подробности репортеры не раскрыли. Зато теперь будущий император считался авторитетным специалистом по Сибири вообще, и железнодорожному строительству в частности.
'Оправился, стало быть, царевич-надёжа, от знакомства с красотами Японии'
Вторая заметная новость пришла из Франции - и заключалась в большом оползне, приключившимся в самом сердце Парижа, на холме Монмартр. Начисто снесло строящуюся там базилику Сакре-Кёр, половину Пляс дю Тертр и чуть-чуть пометило примерно треть лестниц Монмартра.
'То есть церковь имени Сердца Христова уползла вместе со своим фундаментом метров на двадцать- тридцать вниз по Горе Мучеников, заметно скукожилась площадь Холма, и слегка повыбивало-покорежило гранитные ступеньки на пути оползня. Нормально. Можно сказать, что парижане обделались легким испугом'
Третья новость заключалась в том, что в новом году, ближе к лету, ожидалось заметное повышение таможенных пошлин на ввозимое в империю промышленное оборудование.
