Мексика! А Нью-Йорк! И ведь всё время он проявлял заботу обо мне. А как было забавно за ним наблюдать, когда я сообщила, что нас будет трое… (Рита улыбнулась) И этот безобразник не захотел говорить мне, что едет на войну только для моего спокойствия! А эти еженедельные телеграммы: 'Всё в порядке тчк скучаю тчк люблю тчк скоро буду дома тчк твой Андрей'? Только для того, чтобы я не волновалась. Когда я у Павла спросила, как они могли мне столько времени врать, он ответил: 'А что прикажешь делать? Тебя беременную туда везти? Что бы это дало? Чтобы ты потеряла ребенка?' Как обычно – железная логика. У него всегда так. Но как я рада, что все ошиблись и Андрей жив! Клавдия Петровна мне перед вылетом сказала: 'Есть примета: если человека заранее 'похоронили', то жить он будет долго и счастливо.' Как я на это надеюсь! Вот опять посадка… Но на ту, в Туле, совсем не похожа… И слава богу! Пилоты говорят, что через 8 часов будем в Хабаровске…
Вхожу в палату, а он лежит и улыбается! Убила бы, подлеца! У него сломана рука, прострелена грудь, ножевое ранение: задета плевра. Начинавшуюся гангрену на месте перелома удалось локализовать. Проревела всю ночь, его перевели в отдельную палату, пришлось воспользоваться его мандатом замнаркома. Через десять дней его признали транспортабельным, и мы вылетели в Москву, экипажи менялись сразу при посадке, поэтому летели очень быстро, через 40 часов Андрей был в Центральном госпитале РККА. Николай Нилович лично делал повторную операцию на левой руке. Выйдя из операционной, он подозвал меня и сказал: 'Голубушка, не волнуйтесь! Страшного ничего нет, но движения левого мизинца надо будет восстанавливать. У него компрессионный перелом двух костей пясти. Один из нервов повреждён. Видимо, обо что-то стукнулся! А предплечье хорошо восстановили в Хабаровске. Организм молодой! Всё будет хорошо.' В этот день я заново родилась! Всё! К чёрту все другие занятия. Главное – это Андрюшка и Митька! И никуда больше их не отпущу! Через несколько секунд я поняла, что эти ребята, скорее всего, меня спрашивать ни о чём не будут и разревелась от безысходности!
Глава 23
Лежу в госпитале и перебираю в памяти последние дни. Японцы, потерпев поражение на земле, бросили все силы на прикрытие отхода своих войск к Хайлару. Они подняли всю оставшуюся авиацию. РЛС засекли их, как только они поднялись с аэродромов. Смушкевич бросил им навстречу 205 истребителей, 8 полков из 6 дивизий. Больше ничего не оставалось. Моя эскадрилья сбила 14 самолётов. Как только плюхнулись на аэродром, Яков Владимирович позвонил мне: 'Андреев! Бери свой 185-й и посмотри, что у япошек в тылу делается!' На ходу доедаю обед, несусь к 'мордатым', так техники наши И-185-е прозвали. На них летаем только мы с Владимиром Константиновичем, он, втайне от врачей, тоже летает, но палочку за бронеспинку прячет. Взлетел, набрал 6 тысяч, иду к Хайлару. Считаю технику, сразу отдаю данные Владимиру Константиновичу. Дошёл до города, Владимир Константинович сказал: 'Посмотри за ним! Не подтягивают ли японцы войска'. И тут началось! Скорость у меня большая, но мотор не высотный. Японцы подняли все 'И-97', которые у них оставались. Я повернул назад, Коккинаки приказал, а они встречали меня и шли в лобовую, начиная вести огонь издали: лишь бы зацепить. И старались столкнуться со мной. В общем, изображали московское метро в часы пик! Четверых я сбил! У меня, всё-таки, три пушки и два УБК. До линии фронта оставалось ещё 40–50 км, когда мне в плечо попала пуля. Пока я соображал, что происходит, И-97 вышел точно в лоб, я успел чуть поднырнуть, но он срубил мне антенну и киль, и перерубил управление рулями глубины. Пришлось выпрыгивать с парашютом. Я знал, что японцы расстреливают парашютистов, поэтому затянул прыжок до предела, раскрылся и сильно ударился о землю.
Я следил за его полётами всё время. Андрей действовал грамотно и целенаправленно. Пару раз ему приходилось помогать, но это из-за отсутствия опыта командования и нарушений правил радиосвязи. Остальное было 'чисто'. В предпоследнем вылете он на И-16-28 мастерски расправился с двумя бомбёрами. А в последнем вылете мы столкнулись с совершенно незнакомой тактикой: видимо, японцам была поставлена задача: сбить, во что бы то ни стало. Любой ценой! Иначе, как можно понять начало стрельбы с дистанции почти километр длинными очередями. Лишь бы попасть. А бронестекла нет! Двигатель, конечно, защищает, но он не вечный! Андрей вывалился из машины на высоте 3 км и долго падал, но был в сознании и считал секунды. Я бы раскрылся чуть раньше, но он посчитал 'И-97', заходящий в атаку, опасным, поэтому поздновато раскрылся. При ударе он потерял сознание, но я видел рядом сбитый 'И-97'. Поэтому, я снял трубку и позвонил соседу: 'Сергей! Чем занят? Люда где? На даче? Слушай, ты мне нужен, подскочи ко мне, быстренько!' 'Здорово, генерал! Чё звал?' Сергей – капитан 2 ранга, спецназовец с большим боевым опытом. Костолом и душегуб. Мы с ним полные тёзки. Только фамилии разные.
— Вот, Серёга! Новая игруха, симулятор, дали протестировать. Хочу пройти уровень, но вляпался, переиграть не могу! Сохранения нет, придётся всё начинать сначала, а это – время! Даю вводную: 1939 год, пустыня Гоби, идут боевые действия на Халхин-Голе. Мой 'герой' – лётчик РККА, майор, зовут Андрей. Только что, ранен в грудь и сбит. При приземлении потерял сознание. Самолёт разбит, упал довольно далеко, рядом сбитый им японец. Задача: выйти в расположение своих войск и попасть в госпиталь. Вот карта!
— И чем только генералы на пенсии не забавляются! За это хоть платят? Как управляется? Ни хрена себе! А беговая дорожка зачем?
— Да тут всё как в жизни! Надо сделать шаг – значит шагаешь! Ну и килограммы сбрасываешь! Ну что? Справишься с пустыней Гоби в сентябре?
— А водки нальешь?
— Хоть ящик, но, если выведешь! И, когда что-нибудь делаешь, не забывай, что 'герой' по три часа в день утром зарядку не бегает, как ты. Договорились?
— По рукам! Выведу!
— Сейчас я ему сообщу! Нет, ещё не слышит! Одевай!
— Ни хрена себе игрушечка! У меня боль, как будто бы мне плечо прострелили!
— Так и есть. Все его ощущения ты воспринимаешь, как собственные. Расталкивай его и сообщи, что я поручил вести его к 'своим' тебе. Если закапризничает, дашь мне верхний обруч.
Я пришёл в себя, и первая мысль была, что я умираю! 'Не дрейфь, сынок! Подумаешь, дырку сделали!' – раздался чужой голос. 'Чужой' сказал, что его зовут Сергей Петрович, и его другой Сергей, который генерал-майор, попросил помочь вывести меня к своим. 'Если хочешь, могу его позвать, но времени у нас нет. Слева сзади кто-то ползёт.'
Сергей Петрович не умел действовать мысленно, поэтому лёг на ковер и попросил спустить монитор на пол.
Я перевернулся и резко ударил нападавшего человека ногами в грудь, но тот успел ударить меня ножом! Тем не менее, я вскочил, и нанёс сокрушающий удар левой рукой ему в солнечное сплетение. Рука у меня хрустнула. Правая рука выдернула пистолет из наплечной кобуры и выстрелила в голову атакующего.
'Кажется, я повредил ему и себе руку!' – сказал Петрович. 'Я ж тебя предупреждал! Головой думай, а не задним местом!' 'Противник был серьезный! Он использовал технику будокан! Едва удалось провести удар от раненной руки! Удара справа он ждал! Откуда этот козёл мог знать эту технику? Её уже лет 70 не используют! Последний учитель погиб в 39 году!' 'Ты его и убил, Серега!' 'Ни хрена себе, игрушечка!'
'Так, парень! Давай займёмся рукой! Аптечка есть? Нету? Ну, ты козёл! Пошли смотреть у противника! Вдруг он умнее тебя!' – голос Петровича был грубоватым, низким, но уверенным. Он в минуту заговорил мне боль в плече и руке. К дырке от пули он относился с пренебрежением, а вот рукой и раной под ребрами занялся серьёзно. В самолёте японца аптечки не оказалось, он вернул меня к нему и обыскал его. Тоже ничего, но на голове белая полоска с флагом Японии! 'Камикадзе! Смертник! Самурай с черным поясом по карате! И мы его завалили! Я собой горжусь!' – сказал Петрович. Он заставил меня обрезать купол парашюта, взять с собой несколько строп, уложить купол в парашютную сумку, которую нашли в 'И-97',
