живительные струи воды. Когда мы проснулись, солнце уже стояло высоко над годами.
Рани Гхата, то есть «Пляж Королевы», получил свое название из-за виллы, построенной там одним из махараджей для своей любимой жены. Постройка представляла собой фантастическую смесь индийской архитектуры с архитектурой Палладио и, окруженная буйными джунглями, выглядела здесь до странности неуместно. Даже в период господства Ран виллой пользовались редко и уже много лет не ремонтировали. Сквозь каменный пол террасы, выходящей на реку, проросли деревья, а стены покрылись узором из лишайника. В углу примостился индуистский храм, за которым смотрел старый брахман. Он и показал нам виллу. В стороне виднелся длинный низкий навес, где раньше размещалась охрана, которая всегда сопровождала в путешествиях всех членов правящей семьи. Крыша, крытая железом, обвалилась, и, судя по кучам золы на полу, путники в основном использовали виллу в качестве кухни. Однако местные жители гордились своими «королевскими связями»: когда-нибудь махараджа опять почтит деревню своим присутствием, говорили они, не понимая, что семейство Ран, как и заброшенная вилла, пришло в упадок. Здесь царила грусть запустения, и мы с радостью вернулись в наш залитый солнцем лагерь на другой стороне реки.
Теперь мы находились на высоте немногим более тысячи футов над уровнем моря, и, хотя нас еще окружали горы, долина Гандака по мере приближения к равнинам все расширялась, а горный поток постепенно становился широкой рекой с песчаными берегами. Нас отделяло от тераев не более двадцати миль, но между нами лежало несколько высоких хребтов, и, прежде чем начать борьбу с этими последними препятствиями, мы решили день-два отдохнуть в Рани Гхате.
Во время нашего пребывания в деревне один плотник, магар, свалился с утеса и разбился насмерть. После полудня его родственники принесли тело к реке и соорудили на берегу костер. Я пошел посмотреть, что происходит. Брахмана там не было, никакой церемонии не происходило, не было заметно даже никаких проявлений скорби. Присутствующие на похоронах сидели и болтали друг с другом, а когда я стал уходить, поднялись и пошли за мной к лагерю, выпрашивая сигареты. Я спросил их о покойнике. Он уже стар, сказали они, и ему пришло время умирать, К реке они не вернулись. Ночью в темноте еще вспыхивал багровый отблеск костра, а на следующее утро от покойника осталась только горсть пепла и несколько полуобгоревших костей, которые один из наших людей бросил в реку.
Носильщики, почувствовав, что путешествие близится к концу и они скоро получат причитающееся им жалованье, целый день провели в азартной игре, даже не позаботившись приготовить себе обед.
Двинувшись дальше, мы вскоре с удивлением обнаружили, что тропа превратилась в довольно широкую, хотя и запущенную, дорогу. Встречный крестьянин сказал нам, что много лет назад перед приездом махараджи в Рани Гхату тропу специально расширили. Иначе он не мог бы проехать по ней на слоне. Для этого все окрестное население сгонялось на принудительные работы.
В густом лесу тропа круто пошла вверх. Когда я остановился отдохнуть, появился носильщик с необычной ношей: у него в корзине сидел молодой парень. Выяснилось, что этот парень сломал ногу, кость кое-как вправили, и теперь его больная нога при помощи веревочного приспособления была укреплена в корзине. Он просил, чтобы я подлечил его, но, если бы я и был врачом, тут вряд ли можно было хоть что- нибудь сделать. Даже моему неопытному глазу стало ясно, что кость снова придется ломать, чтобы потом правильно соединить ее. Уже четыре дня он путешествовал в корзине, и только через два дня они рассчитывали добраться до больницы христианской миссии в Тансинге. Я утешил его, как мог, однако, если учесть, что он отправился в путь только через две недели после перелома, бедняга мог остаться калекой на всю жизнь. Когда носильщик со своей ношей удалился, я погрузился в грустные размышления, не столько из-за своей неспособности чем-либо помочь, сколько из-за того бессердечного пренебрежения, с которым повсюду сталкиваешься, наблюдая, как относятся здесь к этому прекрасному народу.
В тот же день я встретился с умным молодым брахманом, одним из тех немногих, которые сознают, что их высокое рождение и образование возлагают на них определенные обязанности перед обществом. Юношей брахмана послали учиться в Катманду, но его отец умер прежде, чем удалось закончить обучение. Брахман был старшим сыном, — И ему не оставалось ничего другого, как вернуться в горы, чтобы заниматься хозяйством. Строго говоря, он не был гуркхом, но причислял себя к ним. Ему хотелось как-то улучшить их жизнь. Поэтому брахман стал членом одной из новых политических партий, так называемой партии независимых. Однако вскоре он понял, что деятельность большинства ее членов сводится к борьбе за власть и деньги. Еще больше он разочаровался, убедившись, что правительственные чиновники, называющие себя демократами, безразлично относятся к судьбе жителей гор. Он был даже склонен думать, что в целом народу лучше жилось в период господства Ран, хотя раны были продажны и деспотичны.
— Не следует осуждать гуркхов за их безразличное отношение к политическому положению страны, — сказал он. — Большинство из них неграмотны, а правительство не сделало ничего, чтобы объяснить им перемены, происходящие в столице.
Я посоветовал брахману поселиться на некоторое время в Катманду, чтобы рассказать там о положении в горах. Он ответил мне:
— Я простой деревенский житель и то немногое из английского языка, что знал мальчиком, уже забыл. Кроме того, у меня нет средств, чтобы, прибегнув в взяткам, принять участие в политической жизни.
Вечером мы разбили лагерь над Гансингом, административным центром дистрикта Палпа. Это самый важный после Покхры населенный пункт Западного Непала, поскольку здесь сходится большинство путей, ведущих с гор на равнины. Сам город невелик — это беспорядочное скопление крытых жестью хижин и лавок, многие из которых держат индийцы. Единственный большой дом занимает губернатор, поблизости находятся казармы и полковой плац (полк издавна квартирует в Тансинге).
Я давно хотел попасть в Тансинг. Тридцать, лет назад я видел его издали. Тогда махараджа дал мне редкое для того времени разрешение проехать на несколько миль в глубь Непала. Махараджа подчеркнул, что ни при каких обстоятельствах я не должен пытаться проникнуть в этот город, и указал название хребта, дальше которого я не имел права заходить. Естественно, я питал романтические иллюзии относительно Тансинга. для меня он стал землей обетованной, куда мне никогда не будет дано проникнуть. Теперь, когда мечта эта стала реальностью, я был совершенно разочарован из всех городов, которые, мы видели за время путешествия, Тансинг оказался самым непривлекательным. Сначала мы, собирались задержаться здесь на несколько дней, но место это было, настолько скучным, что на следующее утро мы снова тронулись. в путь.
Тансинг расположен по обе стороны невысокого хребта: внизу простирается большая долина, окруженная горами. Очевидно, подобно долинам. Катманду и Покхры, здесь было когда-то озеро.
Дорогу заполнили люди, идущие в обоих направлениях. Если бы все они не несли грузы, я решил бы, что это какой-то праздник. Январь — время торговых передвижений, к этой дороге со всех сторон подходило множество троп. Я заговорил с одним человеком, который шел с партией, переносившей из Батоли в Тансинг — пять-шесть дней изнурительного пути — железные балки. Это был щуплый субъект, и трудно было поверить, что он может, выдержать большую физическую нагрузку. Однако его ноша оказалась такой тяжелой, что я даже не смог приподнять ее с земли. Носильщик сказал, что за работу ему платят двадцать две рупии. На эту сумму он должен прокормиться. С сооружением автомобильной дороги от равнин до Гансинга отпадает необходимость этого мучительного труда (по крайней мере теоретически). В то же время множество людей, которые зарабатывают себе на жизнь переноской грузов, останутся без работы. Даже здесь, на сравнительно удобном участке, строительство дороги, которое длится уже несколько лет, оказалось трудным делом. В нескольких местах полотно уже разрушилось, а поскольку поверхность дороги представляет собой утрамбованную землю, магистраль будет часто выходить из строя. Группы чернорабочих орудовали какими-то, напоминающими садовые, инструментами, бессмысленно пересыпая землю с места на место. Я спросил надсмотрщика, какие цели преследует строительство этой дороги.
— Мы страна современная, — сказал он, — у нас должны быть дороги.
— Да, конечно, — ответил я, — но вот эта дорога, для чего она нужна?
Он посмотрел на меня в недоумении и, прежде чем ответить, на минуту задумался.
— Ну, — сказал он, — губернатору будет удобнее: вместо того чтобы идти пешком, он будет ездить на машине.
Мы пересекли обширную долину и прошли густым лесом вверх по склону последнего хребта, отделяющего нас от равнины. Массианг — село, расположенное на вершине этого хребта (около пяти тысяч
