заговорить до старости.
Наталья Николаевна рассмеялась; Софья Николаевна Карамзина и графиня Ростопчина, с которой Лермонтов успел подружиться за эти два с половиной месяца пребывания в Петербурге, знавши ее в юности в Москве, переглянулись не без удивления и разочарования, мол, напрасно они соперничали между собою, если тайным вниманием поэта владела та, чья красота все еще была блистательна.
- Но я все-таки рада, что вы заговорили со мной, не ожидая моих преклонных лет, - Наталья Николаевна вспыхнула, довольная своей шуткой.
- Это потому, что у меня не будет моих преклонных лет, - быстро проговорил Лермонтов.
- Что вы сказали?
- У меня было время рассмотреть вас, и мне кажется, что лицо ваше мне знакомо с юности; ведь я видел вас в Москве...
- Как!
- И рядом с вами Пушкина, моего кумира, внешность которого меня глубоко разочаровала поначалу, как недавно я даже напугал одного мальчика, знающего мои стихи наизусть, своим видом. Как же я мог дерзать на ваше внимание, это немыслимо, - Лермонтов с грустью замолк, хотя в ином настроении громко расхохотался бы.
- Поэты у нас не обойдены вниманием красоты.
- Это взаимно.
- Но куда важнее победа сердца. Мне кажется, именно это произошло нынче с нами.
- Дай Бог!
За ужином Лермонтов сидел за маленьким столиком с графиней Ростопчиной, урожденной Сушковой, кузиной Екатерины Сушковой, писательницей. Он говорил о близкой смерти. Это настроение настолько сильно им овладело, что он не стремился быть ни шумным, ни веселым, как выходил из своего внутреннего состояния при людях, и необычайно грустное выражение его лица было настолько ново для графа Соллогуба, что он не поверил в искренность поэта, о чем упоминает в своих воспоминаниях спустя много лет, что звучит весьма странно.
Стоя у окна с небом над Невой, Лермонтов прочел, поскольку его просили что-нибудь прочесть на прощанье, как бывало, песню из поэмы 'Демон', что ранее при чтении поэмы, видимо, опускал:
Все были очарованы и растроганы, а поэт заплакал, если верить свидетельству графа Соллогуба. Казалось бы, здесь та же тема из стихотворения 'Тучи', но уже во вселенских масштабах.
Утром, распрощавшись с бабушкой, Лермонтов отправился на почтовую станцию, его провожал Шан-Гирей; он уехал почтовым дилижансом. Спешить было некуда.
3
На балу в зале Дворянского собрания в Москве произошло оживление: все заметили появление молодого человека в мундире армейского офицера.
- Лермонтов! Лермонтов! - раздались голоса.
- Лермонтов? Это Лермонтов?! - недоумение и чуть ли не испуг слышались в иных голосах.
Оркестр заиграл вальс-фантазию М.И.Глинки. Пары закружились, между тем голоса: 'Лермонтов! Михаил Юрьевич!' - продолжали раздаваться, точно эхо проносилось между сияющих колонн.
- Москва приветствует Лермонтова, как некогда Пушкина по его возвращении из ссылки, - два господина переглянулись, один из них, поэт Василий Иванович Красов, продолжал. - Но Лермонтов не получил прощения и возвращается на Кавказ.
- Ты знаком с ним? - справился другой.
- Лермонтов был когда-то короткое время моим товарищем по университету, - отвечал Красов с видом воспоминания. - Но он не очень знался со своими однокурсниками. Бывало, конечно, поздороваешься. А здесь, на балах, сопровождая барышень, вовсе не обращал на нас внимания.
- Но вы оба поэты, стихи ваши в 'Отечественных записках' печатаются рядом.
- Я не видел его... десять лет - и как он изменился!
- И как?
- То был юноша... А смотри! Какое энергическое, простое, львиное лицо.
- По губам он все еще юноша. А глядит, точно львом; избаловали вниманием женщины, хотя и некрасив, и мал ростом. А танцует ловко.
- И тебя тянет танцевать? Иди. А я, видишь, не могу отвести с него глаз.
- Да разве он тебе не соперник?
- Нет, брат, его стихи чудно-прекрасны. Это, как его 'Тамань' и повесть Соллогуба 'Большой свет', опубликованные в одно время в 'Отечественных записках', - день и ночь.
Как оценивал стихи Красова Лермонтов, мы не знаем, но то, что Краевский печатал его стихи наравне с лермонтовскими, говорит об их достоинстве. Одно из стихотворений Красова 'Молитва', обычного содержания о благости господней, возможно, вызвало у Лермонтова иронию, ведь Бога должно благодарить и за зло в мире. Это 'Благодарность'. По содержанию кажется, что поэт обращается к женщине, но он благодарит Господа Бога:
