Шульц впервые с тех пор, как слегла, смеется так весело.
— Только не говори Хайни, — просит она, застеснявшись вдруг, как девочка.
— Он назовет тебя, пожалуй, старой клушкой, — и Хильда опять смеется.
— Он, конечно, не поверит, что из этого что?нибудь получится, — говорит несколько надменно матушка Шульц, уже уверенная в успехе.
— Ничего, мы ему покажем! — успокаивает ее Хильда.
Когда возвращается муж Хильды, он сразу замечает, что в доме что?то происходит. У обеих женщин такой таинственный вид, что Хайни начинает волноваться — уж не вынесут ли ему сейчас завернутого в платок новорожденного.
Наконец Хайни удается выпытать все, и до чего же ему становится смешно! Как и ожидали матушка Шульц с Хильдой, Хайни отнесся к их затее скептически и даже начал их поддразнивать. За чаем он вдруг выскочил из?за стола, принес котелок пшена и стал подзывать матушку Шульц: «Цып — цып — цып!»
На следующий день матушку Шульц навещают соседи; она очень смущается — а вдруг гости узнают, что спрятако» у нее в постели. Во время визита матушка Шульц так оживлена, что соседи поздравляют ее с явным улучшением здоровья. Затем приходит Хайни и открывает гостям сокровенную тайну матушки Шульц, несмотря на все ее просьбы и смущение. Гости недоверчиво восклицают:
— Не может быть! Удивительно! Вместо наседки?
— Посмотрите, посмотрите только! — говорит Хайни, заядлый шутник, а матушка Шульц слабо вскрикивает от смущения, хотя ее тоже одолевает смех. Хайни делает вид, что собирается скинуть одеяло с матушки Шульц, но на самом деле только слегка отгибает его. Увидав такое необычное гнездо, гости все равно отказываются верить. И только попробовав на ощупь теплые яйца, они соглашаются, что все должно кончиться хорошо. Но у них уйма вопросов. «Почему именно матушка Шульц решила вывести цыплят? Кто это все придумал?» Все смотрят на Хильду с чувством смешанного удивления и восхищения, а она тихонько смеется и отворачивается от гостей.
— Хильда у вас умница, — говорит Шварц. — Обошлась и без милости старой клуши.
Теперь все с любовью смотрят на матушку Шульц.
— Немногие взялись бы за такое дело, — говорит Шварц, и глаза его светятся нежностью. — Нашли себе полезную работу, хоть и не встаете с постели.
Матушка Шульц очень довольна, но все же ей немного грустно. Потом в комнату приходит Хайни, и гости хохочут над его шутками:
— Я даже думаю, что будут наполовину цыплятки, наполовину ребятки.
Супруги Шварц долго сидят у матушки Шульц, хотя и зашли к ней по пути из города. Все вспоминают забавные случаи выведения цыплят, но ничто не идет в сравнение с выдумкой Хильды Клемм, которая уговорила матушку Шульц высиживать цыплят.
Весть об этом быстро разнеслась по всей округе. К Шульцам часто стали заходить гости, и Хайни разыгрывает перед ними целую комическую сценку; зрители хватаются за бока и неудержимо хохочут. С каждым днем матушку Шульц навещает все больше и больше народу. Вскоре в поселке не остается ни одного человека, который не побывал бы у матушки Шульц, не ощупал весь десяток куриных яиц и не подивился смелости и находчивости Хильды.
«Вот увидите, будут цыплята!» — твердят одни. «Вот посмотрите, ничего не получится!» — убеждены другие. В поселке нет уже ни одного равнодушного жителя. Каждый примкнул к той или другой группе спорящих.
В воскресенье историю матушки Шульц со всеми подробностями узнают прихожане из самых дальних окрестностей. В церкви идет столько веселых разговоров, что пастор спрашивает, что случилось. Но люди вдруг замолкают. Их охватывает сомнение. А что если все это грех? Может, в Ветхом Завете сказано что?нибудь против этого? Миряне и не подозревают, сколько существует всяческих запретов. Пастор подозрительно смотрит на смущенно притихших прихожан. Он обращается к наиболее кроткому и богобоязненному, и тот рассказывает ему всю историю в чрез вычайно смягченных и благопристойных выражениях. Но что можно утаить, когда речь идет о прикованной к постели старушке, которая пытается высидеть цыплят?
Пастор ошеломлен. Он уже думает, что прихожане набрались дерзости и подшутили над ним. Пощипывая бородку, пастор с серьезным видом обдумывает все услышанное. И вдруг он начинает смеяться. Тут прихожане, перебивая друг друга, выкладывают ему все шутки, которые они придумали, и пастор хохочет вместе с ними.
Но неожиданно пастор умолкает, и все прихожане мгновенно напускают на себя серьезность. Пастор строго обращается к Хайни и говорит своим всегдашним поучающим тоном:
— Надеюсь, когда появятся цыплята, вы не будете просить меня крестить их!
Так хорошо еще никто не сострил! Правда, шутка привела в смущение наиболее степенных прихожан, но даже они смеются — ведь это пошутил сам пастор. Прихожане передают друг другу: «Слыхали, пастор сказал: не ждите, что я буду крестить ваших цыплят». Все трясутся от смеха, подталкивают друг друга в бок, подмигивают и, поглядывая в сторону пастора, говорят: «Ну и молодец! Вот сказал так сказал!»
Проходит еще одна неделя. Близятся решающие минуты. Про Хайни все забыли, и он вполне счастлив, если ему удается пообедать хотя бы с опозданием. Соседи заходят к матушке Шульц, смотрят яйца на свет, подносят их к уху, чтобы удостовериться, живы ли цыплята. Похоже, что все идет прекрасно. И те, кто придерживался мнения, что «цыплята будут», с каждым днем ликуют все больше, дожидаясь минуты, когда смогут сказать: «Ну, что я говорил?!»
Наконец после долгих ожиданий и тревог в полночной тишине раздается взволнованный голос матушки Шульц. В комнату в одной ночной рубашке вбегает Хильда и откидывает одеяло.
— Я услышала писк! — повторяет матушка Шульц высоким тонким голосом.
И сразу же на весь дом Хильда кричит:
— Хайни, Хайни, скорей! Цыпленок!
Спотыкаясь, в длинной фланелевой ночной рубахе, недоверчиво щурясь, входит Хайни, и, хотя глаза его слипаются со сна, он, как всегда, начинает подшучивать.
Но сомневаться не приходится — перед ними живой цыпленок. Хильда сажает цыпленка в коробку из?под ботинок, заранее устланную мягкими лоскутками.
— Теперь вам придется созывать цыплят так: «кудах-так — так, кудах — так — так», — говорит Хайни матушке Шульц.
Но женщинам не до смеха. Они слишком взволнованы. На Хайни никто не обращает внимания. Он зевает и отправляется спать.
Всю ночь Хильда не отходит от кровати и принимает еще девять птенцов. Это настоящая победа.
Матушка Шульц держит их всю ночь в тепле, а на утро около ее кровати на полу раскладывают несколько мешков. Вокруг делают загородку, и матушка Шульц может наблюдать за цыплятами. А когда матушку Шульц переворачивают на другой бок, она слышит, как тоненько пищат цыплята: «пи — пи — пи». Вдруг раздался пронзительный крик, но Хильды нет в комнате, она не слышит ни писка цыпленка, ни крика матушки Шульц.
Войдя в комнату, Хильда остолбенела: матушка Шульц сама перевернулась в кровати и достала рукой цыпленка, запутавшегося головкой в проволочной сетке.
С каждым днем матушка Шульц делает все больше движений. Она неусыпно следит за цыплятами в их маленьком загончике. А когда птенцов вынесли на солнце, то и матушку Шульц посадили в качалку и вынесли на воздух.
В воскресенье матушка Шульц уже идет сама в церковь. Ее только слегка поддерживают. Матушка Шульц торжествует: еще бы — она сумела высидеть цыплят и может вновь ходить. Она очень взволнована и счастлива. Ей поистине трудно сказать, чем она больше гордится. Все прихожане толпятся вокруг нее, а пастор начинает свою службу молитвой всевышнему в честь выздоровления матушки Шульц.
Но после службы, когда все беседуют о случившемся, матушка Шульц, вдруг осмелев, признается своим близким друзьям:
— А я думаю, что все это из?за цыплят. Как услыхала я их писк, так и почувствовала, что в мои ноги жизнь возвращается.
