нами, потому что благодаря нашему профессиональному умению и взаимной ненависти мы с Иганом стали непобедимы. Если проигрывал один, другой неизменно одерживал победу.
Терезе посчастливилось — она нашла человека себе по сердцу, такого же неукротимого и изобретательного. Она тянула за собой Игана, как Изабел тянула меня. Под влиянием соперничества сестер мы забыли про все, что связывало нас. Победить во что бы то ни стало — и для меня и для Игана стало делом чести. Мы начали шпионить друг за другом, завистливо высматривая, как расцветают цветы, предназначенные для выставки. Будь у Игана хоть искра юмора, я бы тоже не стал относиться серьезно к драке двух сестер. Но изо дня в день я смотрел на его кислое лицо, и оно действовало мне на нервы. Из?за Игана я совсем перестал замечать смешную сторону этой цветочной баталии. Я и ему приписывал то же непреклонное высокомерие, каким отличалась его хозяйка, а к Изабел стал относиться с симпатией, я почти полюбил ее. Изабел все еще была женственной, стройной, говорила со мной ласково. Упрямства в ней было не меньше, чем в сестре, но мягкой улыбкой она обезоруживала меня, а от ее вида оскорбленной добродетели во мне, как в каждом настоящем мужчине, просыпался проклятый инстинкт защиты слабого пола. Мрачно бродила Изабел среди буйного цветения своего роскошного сада. Иногда я видел, как она неподвижно стоит в конце дорожки, задумчиво уставившись на разделяющий сады забор. Возле забора стоял скрытый кустарником ящик. К нему вела узкая дорожка, протоптанная через бордюр. Я не видел ни разу, чтобы Изабел подошла к ящику, но я не отодвигал его и не перекапывал тропинку. Я ясно представлял себе, как, томимая одиночеством, вечером или ранним утром она встает на ящик и смотрит, что творится по другую сторону изгороди.
Мне же ящик был ни к чему. Привстав на цыпочки, я мог оглядеть весь сад, и вид Терезы, расхаживающей среди своих цветов, как генерал среди солдат, приводил меня в бешенство. Я вспоминал ее последние слова: «Я предпочла бы не обсуждать этого, Джонстон». Я смаковал слова, которые смогу ей сказать и скажу в свое время.
Изабел, должно быть, уловила перемену во мне, потому что прежние официальные отношения хозяйки и служащего изменились. Теперь во время утреннего и послеобеденного чая она выносила на подносе два прибора и звала меня на веранду, где под сенью вьющихся роз стоял простой деревянный стол. Она никогда не упоминала имени Терезы, но весь наш разговор хитроумно вился вокруг взаимной неприязни к Авалону. В эти дни я разглядел, до чего довела Изабел ссора с сестрой. Мрачное настроение, угнетавшее ее изо дня в день, наложило на лицо Изабел сетку морщин. Лоб обрамляла седина. Изабел часто вздыхала, а темные круги под ее усталыми грустными глазами говорили о том, что спит она плохо. В ее грязных, с въевшейся землей пальцах серебряная ложечка или хрупкий китайский фарфор выглядели странно и нелепо. Угощение Изабел не доставляло мне удовольствия, потому что чай был всегда плохо заварен, а кекс черствый. Судя по этим и некоторым другим признакам, я заключил, что у нее начались финансовые затруднения, и она вынуждена экономить на хозяйстве. Обычно она оставляла открытой входную дверь, и, заглянув как?то в холл, я увидел, что он стал похож на сарай для угля. Во всех комнатах, кроме двух, шторы были опущены, так что весь дом, не считая спальни и кухни, был погружен в глубокую темноту. Оттуда веяло пылью и запахом старья. Я старался предугадать, чем все это кончится. А пока что я перестал смеяться над ссорой двух дур, потому что два дурака тоже включились в борьбу.
Неожиданно, словно сестры испугались затянувшегося затишья, началась война сорняков.
В один чудесный весенний день я вскопал северный бордюр Элизии, а спустя месяц на нем взошел такой густой щавель, какого не сыщешь ни в одном приличном саду. Непосвященным я должен пояснить, что щавель разрастается от корней так же хорошо, как и от семян. Выройте крепкий куст щавеля, разрубите его корень на шесть частей, заройте их на глубину в шесть дюймов, и в положенное время вы получите не менее пяти новых мощных ростков.
Удовольствуйся Иган — или Тереза — одной горстью семян, я бы просто вырвал сорняк и забыл об этом. Но он либо она явно переборщили. Щавель лез отовсюду. Видимо, они забросили семена до того, как я перекопал бордюр, и я сам способствовал урожаю. Щедрая мать — природа, как бы плодовита она ни была, все?таки ничего не делает так продуманно — это?то и возбудило во мне подозрение. Значит, Иган!
Я слышал, как он работал по другую сторону забора, и после минутного размышления я стал на нижнюю перекладину забора и заглянул в соседний сад.
— Много у вас еще щавеля, Иган? — сурово спросил я.
Он кисло улыбнулся, в первый раз на его неподвижном худом лице мелькнула растерянность.
— А осоки у вас много?
— Какое мне дело до нее?
— А мне до щавеля. Будем считать, что мы ни о чем не говорили! — он стряхнул с граблей горстку сизых побегов. — Уже пять недель я вожусь с этой гадостью. Может, она к нам сама залетела?
Неужели Изабел?
— Она не от нас, — сказал я, оберегая честь своей хозяйки.
— Быть может, — Иган упрямо выпятил нижнюю губу. — Щавель тоже не от нас.
Спорить было явно бесполезно. Немного нужно было воображения, чтобы представить, что теперь произойдет. Словно ракеты, Авалон и Элизия вместе взмыли ввысь, достигли своего зенита и ринулись в бездну. Я всегда гордился своим искусством; эти сады значили для меня больше, чем просто поле битвы двух завистливых сестер.
— Будь ты проклят, варвар! — крикнул я Игану.
— А ты грязная скотина! Сам начал… — отпарировал он.
Когда я слез с забора, Изабел подозвала меня с веранды.
— Он говорит, что мы забрасываем к ним сорную траву, — сказал я, внимательно наблюдая за ней.
— Мы? Надеюсь, вы этого не делали, Джонстон?
— Я — нет, мисс Изабел.
— Вы подозреваете меня?
Увы, я подозревал, но ее наглость на мгновение сбила меня с толку.
— Они считают, что кто?то из нас сделал это. Даю слово, это не я.
— Значит, не мы.
— А они нам за это набросали щавеля.
— Я сказала, мы не виноваты. Покажите?ка, где этот щавель.
Мы вместе мрачно глядели на незваных пришельцев.
— Осоку им могли завезти с навозом, — сказал я, чтобы дать понять, что готов ей помочь. Я по — прежнему не верил Изабел, но она с таким видом смотрела на щавель, что мне стало жаль ее.
Мы слышали, как усердно копал Иган по ту сторону забора.
— Но ведь щавель?то мы не завезли с навозом, Джонстон! — Изабел сурово поджала тонкие губы. Права она была или нет, но она явно решила мстить. Небывалое волнение охватило меня; скажи она хоть слово в тот момент, я перемахнул бы через забор и война стала бы настоящей.
— Нет, мисс Изабел, с навозом он не мог попасть.
— Это плохой сорняк, Джонстон.
— Я знаю и похуже.
— О! Например?
— Оксалии. У меня есть сад в Сант — Килда, они весь его заполонили. Каждую пятницу я выпалываю их по целому ведру.
— Вы их жжете, конечно?
— Жег… до сих пор…
Наши глаза встретились. Теперь она улыбалась тихой, зловещей улыбкой. Это была уже не та Изабел, которая говорила со мной пять минут назад. Я понял — я продаю свою душу черту.
