Маяковскому грезится гудок над Зимним,А мне журавлиный перелет и кот на лежанке.Брат мой несчастный, будь гостеприимным:За окном лесные сумерки, совиные зарянки!Тебе ненавистна моя рубаха,Распутинские сапоги с набором,В них жаворонки и грусть монахаО белых птицах над морским простором.В каблуке в моем терем кащеев,Соловей-разбойник поныне, —Проедет ли Маркони, Менделеев,Всяк оставит свой мозг на тыне.Всякий станет песней в ночевке,Под свист костра, над излучиной сивой;Заблудиться в моей поддевке«Изобразительным искусствам» не диво.В ней двенадцать швов, как в году високосном,Солноповороты, голубые пролетья,На опушке по сафьяновым соснамПрыгают дятлы и белки — столетья.Иглокожим, головоногим претит смоль и черника,Тетеревиные токи в дремучих строчках,Свете Тихий от народного ликаОпочил на моих запятых и точках.Простой как мычание, и облаком в штанах казинетовыхНе станет Россия, так вещает Изба.От мереж осетровых и кетовыхВсплески рифм и стихов ворожба.Песнотворцу ль радеть о кранах подъемных,Прикармливать воронов — стоны молота?Только в думах поддонных, в сердечных домнахВыплавится жизни багряное золото.
322
Блузник, сапожным ножом
Блузник, сапожным ножомРаздирающий лик Мадонны, —Это в тумане ночномДостоевского крик бездонный.И ныряет, аукает крик —Черноперый, колдующий петел,Неневестной Матери ликПредстает нерушимо светел.Безобиден горлинка-ножВ золотой коврижной потребе.Колосится зарная рожьНа валдайском, ямщицком небе.И звенит Достоевского больБубенцом плакучим, поддужным…Глядь, кабацкая русская гольКак Мадонна, в венце жемчужном!Только буйственна львенок-брада,Ястребята — всезрящие очи…Стали камни, огонь и водаДо пурпуровых сказок охочи.И волхвующий сказочник я,На устах огневейные страны…