но и выдержать давление своих сподвижников ему тоже было не под силу.
– Подумай лучше о том, сиятельный Константин, что нас ждет после возвращения из Африки магистра пехоты Иовия, – наседал на префекта Сар. – Ведь тебя устранят просто из осторожности. И меня с тобой заодно. Нельзя быть вечным претендентом. Либо ты император и соправитель Гонория, либо труп.
Как человек далеко не глупый, Константин очень хорошо понимал сложность своего положения, но ему не хватало решимости, чтобы вслух заявить о своих правах. Сару пришлось обратиться за поддержкой к Галле Плацидии. Сестра божественного Гонория уже успела обжиться в Арле, но прежней надменности еще не обрела. А потому договориться с ней Сару оказалось гораздо проще, чем с ее женихом Константином.
– Быть сестрой императора, дорогая матрона, это слишком сомнительный статус в наше смутное время. Божественный Гонорий, не в обиду ему будет сказано, человек непостоянный. Сегодня он осыпает вас милостями, а завтра отворачивается от вас, как от злейшего своего врага.
Галла Плацидия знала все достоинства и недостатки сумасбродного Гонория ничуть не хуже, чем Сар. Имея за спиной такого человека, как рекс Аталав, она могла бросить вызов своему божественному брату. Но Аталав умер, и она осталась в сомнительном положении вдовы готского рекса, люто ненавидимого едва ли не всеми римлянами. Жить с таким грузом на плечах в Вечном Городе весьма затруднительно. А отправляться в монастырь или в изгнание Плацидии не хотелось. Это было видно по ее посвежевшему лицу и по глазам, молодо и призывно смотревших на Сара.
– Сиятельный Константин показался мне нерешительным человеком, – глухо вымолвила Плацидия. – И этой своей нерешительностью он может погубить и себя, и меня.
– У Константина есть преданные сторонники, – напомнил собеседнице Сар. – Есть и военная сила, на которую он может опереться в сложный момент.
– Хорошо, магистр, – кивнула Плацидия. – Передай сиятельному Константину, что я принимаю его предложение.
Префект Галлии был загнан в угол. Слухи о его предстоящей свадьбе уже распространились по Арлю. Не мог же он, находясь в здравом уме и твердой памяти, взять и проигнорировать согласие сестры императора. Конечно, Константин публично не делал предложения Галле Плацидии, но это предложение некоторым образом сделал сам божественный Гонорий, и очень многие люди это знали. Отказ от брака с дочерью Феодосия Великого после полученного от нее согласия выглядел бы как откровенный вызов всей фамилии, правящей не только в западной, но и в восточной части империи. Как только Сар донес эту очевидную мысль до ушей префекта Константина, у того сразу же отпала охота к сопротивлению.
Пышная свита, сопровождавшая сиятельного Константина и Галлу Плацидию в Медиолан, могла произвести впечатление на кого угодно. Одних повозок набралось более сотни. Едва ли не все знатные мужи Галлии сочли своим долгом присутствовать на свадьбе будущего соправителя божественного Гонория. Куриалы Асканий и Паладий, включенные в свиту префекта, насчитали шесть тысяч всадников, составлявших почетный эскорт жениха и невесты. Причем только треть из них были римскими клибонариями, остальные – готы.
– А зачем сиятельному Константину понадобились готы? – воскликнул изумленный Асканий.
– Приедем в Медиолан – увидим, – спокойно отозвался стоик Паладий.
В Медиолане Константина и Плацидию встречал сам епископ Амвросий, что сразу же отмело домыслы сплетников по поводу позиции Церкви. Хотя все понимали, что последнее слово останется за божественным Гонорием. Именно он должен был, согласно римским обычаям, объявить своего зятя Константина соправителем. Многие полагали, что Амвросий Медиоланский не рискнет обвенчать новобрачных без согласия императора. Видимо, того же мнения придерживался и Гонорий, который, возможно, именно по этой причине не спешил в бывшую столицу империи. Однако епископ Амвросий удивил всех, сочетав браком Константина и Плацидию уже на следующий день после их прибытия в город. Количество людей, высыпавших на улицы Медиолана, дабы приветствовать новобрачных, превосходило все разумные пределы. И в давке, возникшей по этому случаю, погибло не менее двух десятков человек. Впрочем, подобные казусы во время торжественных церемоний случались и раньше, а потому никто не придал им особого значения. Медиолан был под завязку набит гостями, что, безусловно, придавало торжественной церемонии особый статус. Прежде подобная пышность сопровождала только бракосочетания императоров. И многие медиоланцы еще не забыли свадьбу императора Гонория с дочерью префекта Стилихона. Где теперь тот Стилихон и где его дочь! По слухам, императрица оказалась бесплодной и ее в конце концов спровадили в монастырь. Гонорий женился во второй раз, уже с гораздо меньшей пышностью, но с тем же результатом. Теперь свои надежды римский народ в целом и медиоланцы в частности связывали с сестрой императора Галлой Плацидией. Именно ей, дочери Феодосия Великого, судя по всему, предстоит подарить Риму нового императора. Асканий и Паладий, допущенные к свадебному столу стараниями трибуна Аэция, выступавшего распорядителем пира, были поражены обилием изысканных закусок и роскошью дворца, принадлежавшего, по слухам, покойному сенатору Пордаке. Этот Пордака, не имевший наследников, оставил все свое немалое богатство не императору Гонорию, как это делают все разумные люди, а его сестре Галле Плацидии, чем привел в изумление Римский Сенат. Тем не менее Гонорий это завещание утвердил и в отсутствие сестры взял под свое личное управление принадлежавшее ей имущество.– И что же теперь будет? – скосил Асканий глаза на своего соседа.
– Теперь ты, надеюсь, понял, зачем Константину понадобились готы рекса Тудора? – отозвался вопросом на вопрос Паладий.
В отличие от своего друга Асканий стоиком не был. А потому задерживаться надолго в Медиолане, где назревали жуткие события, он не собирался. Асканий пришел в ужас, когда узнал от трибуна Аэция, что к Медиолану подошла армия готов численностью в десять тысяч человек. В город их, правда, не пустили, а штурмовать его они вроде бы не собирались.
– Помяни мое слово, Паладий, – шепнул другу Асканий, – в Медиолане готовится мятеж.
– Против кого? – удивился стоик.
– Против императора Гонория, – зло прошипел обеспокоенный куриал.
Паладий в ответ на пророчество старого друга только плечами пожал. Впрочем, глухота поклонника Сенеки имела под собой очень серьезную основу. Супруга Паладия матрона Стефания, женщина разумная и благочестивая, чем-то приглянулась Галле Плацидии, и та включила ее в свою свиту. В связи с этим перед куриалом города Арля замаячили блестящие перспективы. Трибун Аэций уже пообещал выхлопотать Паладию место в схоле нотариев при императоре Константине. Конечно, Аэций всего лишь мальчишка, но в могуществе его отца, сиятельного Сара, многие, в том числе и Асканий, уже имели возможность убедиться. Тем более что Плацидия обласкала не только Стефанию, но и ее родственника Бонифация. Этот беспутный юнец приехал в Арль, дабы навестить свою сестру. Свет еще не видел столь удачной поездки. Смазливый Бонифаций был в мгновение ока произведен в трибуны и определен в охранную схолу префекта Константина.
– А за какие заслуги, позвольте вас спросить?
Асканий не сразу заметил, что задал свой вопрос вслух. Паладий, с которым куриал по необходимости делил комнату во дворце сенатора Пордаки, удивленно покосился на соседа. Город Медиолан был переполнен гостями, и если бы не любезность того же Аэция, то Асканию и Паладию пришлось бы ночевать на улице. Комната, судя по всему, предназначалась для прислуги и особой роскошью не блистала. Тем не менее два далеко не молодых человека могли довольно сносно провести здесь ночь.
– Ты это о чем, светлейший Асканий?
Ответить куриал не успел. Со двора послышался шум. Причем этот шум все усиливался. Слышны были крики людей и ржание коней. Похоже, во дворец сенатора Пордаки явился гость очень высокого ранга, не побоявшийся потревожить в столь неурочный час покой новобрачных.
– Император Гонорий, – дуэтом догадались куриалы и мигом подхватились со своих мест.
В палаццо сенатора Пордаки было светло как днем. А двор был буквально забит вооруженными всадниками, судя по всему, гвардейцами охранной схолы. Асканий и Паладий, стоя у окна, с интересом наблюдали, как распахнулась дверца кареты и на каменные плиты ступила нога, обутая в красный сапог. Император Гонорий, судя по его поведению, был вне себя от гнева. И если бы не поддержка полноватого человека средних лет, подхватившего его под руку, непременно бы растянулся на мраморных ступеньках крыльца.
– Магистр двора сиятельный Олимпий, – сразу же опознал Паладий расторопного помощника императора.
– Почему меня не встречают?! – донесся до ушей куриалов визгливый голос Гонория.
Паладий и Асканий переглянулись и бросились к лестнице, ведущей на первый этаж. Им почему-то показалось, что свой вопрос разгневанный император обращает именно к ним. К счастью, они вовремя опамятовались и замерли именно в том месте, где и надлежало находиться скромным и благочестивым людям во время встречи высоких особ. То есть в самом углу атриума, в тени статуй, которыми сенатор Пордака, судя по всему, тайный язычник, украсил свой дворец.
Магистр Сар, успевший облачится в тогу, являл собой пример истинного римлянина, сурового и надменного. Гонорий, ожидавший, видимо, паники в стане врага, застыл в растерянности.
– Дукс Аквитании, высокородный Тудор, – представил своего единственного спутника магистр Сар. – Он и его люди
