Рим.
– Но ведь это было давно, – удивился бывший комит, растерянно глядя на величественный храм Юпитера, пронесший сквозь века свою нетленную красоту. – И было ли вообще?
– Вы забыли об этом, римляне, а мы помним, – усмехнулся Гусирекс. – На костях наших предков вы построили этот храм. Здесь хранятся останки этрусских вождей, исписанные вашими письменами. Здесь хранится Слава Рима. Я не собираюсь жечь твой город, Туррибий, но я сожгу его Славу. Дабы души тех, кого вы лишили достойного погребения, нашли наконец дорогу в страну Прави.
– И это все? – спросил потрясенный Туррибий.
– Все, – твердо сказал князь Верен, с трудом поднимая отяжелевшие веки. – Бросайте свитки в погребальный костер, рексы. Да возрадуются души венедов в мире Прави, да рухнут души их врагов в Навь.
Свитки пергамента летели в огонь под заунывный плач рожков и сдержанный рокот барабанов. Туррибий с удивлением смотрел на этот запоздалый погребальный обряд и мучительно пытался постичь, чем он обернется для Рима. Неужели это все? Конец. Подведение последней черты в споре двух племен, столетиями противостоявших друг другу.
– Город будет жить, – сказал Верен спокойно. – Но слава Великого Рима никогда не возродится. Запомни, Туррибий, и передай другим слова старого ярмана Гусирекса – никогда! А порукой тому венедская честь.
Вандалы покинули Вечный Город утром следующего дня. Грозная флотилия вспенила воды Тибра и вышла в море, которое римляне еще недавно с гордостью, а может, и с пренебрежением называли Внутренним. Теперь это море стало чужим для всех. И для побежденных и для победителей.
