полуслове хозяин. – Но если ты хочешь сохранить свое добро в целости и сохранности, то спрячь его подальше от Рима.
– Какое коварство!
– Ты же сам сказал, Эмилий, что именно Петроний убил ее мужа. И ничто не может помешать ему, став императором, расправиться с Евпраксией и ее дочерьми. Вот императрица и обратилась за помощью к своему бывшему любовнику рексу Яну, наследнику и внуку князя Верена.
– Ты хочешь сказать, что именно его имя она произнесет через месяц?! Но он же варвар!
– Зато хорошего рода, – усмехнулся Туррибий. – Вы ведь сами, уважаемые сенаторы, предоставили Евпраксии право избрать нового императора.
Эмилий даже не сел, а упал на стул. Руки его тряслись, когда он наполнял кубок вином из позолоченного кувшина. Туррибий наблюдал за ним с интересом, и по его губам блуждала загадочная улыбка. Бывший комит отлично знал, что Евпраксия, очарованная Петронием, не писала и не собиралась писать писем своему бывшему любовнику. Но знал он и другое – Гусирекс никогда не откажется от похода на Рим, ставшего целью его жизни. Вопрос был в том, падет ли Вечный Город после затяжного штурма или сам распахнет ворота перед полчищами вандалов. Гусирекс, надо отдать ему должное, долго и упорно готовил свой беспримерный поход. У империи просто не было сил противостоять вандалам. И не было человека, способного эти силы собрать. За исключением разве что Петрония Максима. И именно этого человека Туррибию было поручено нейтрализовать. Конечно, он мог бы уклониться от этой чести, если бы у него была хотя бы капля сомнений в победе князя Верена. Но старый хрыч своего добьется. А потому будет лучше и для города, и для самого Туррибия, если вандалы войдут в город не как победители, а как освободители от кровавого диктатора Петрония Максима. Конечно, империя падет, ибо хитроумный Верен наверняка заручился поддержкой готов и франков, зато у Рима будет шанс уцелеть, потеряв при этом значительную часть накопленных за века богатств.
– Это рок, Эмилий, – вздохнул Туррибий. – Сначала Рим разрушил Карфаген, теперь Карфаген угрожает нам тем же.
– Но ведь надо что-то делать, – растерянно произнес сенатор.
– Попробуй обратиться к Петронию или к одному из близких к нему людей, – предложил бывший комит. – Ибо когда имя Янрекса будет произнесено, у нас не останется времени на то, чтобы оказать сопротивление вандалам.
– Я могу сослаться на тебя, высокородный Туррибий?
– Разумеется, сенатор. Боюсь только, что это скорее затруднит твое положение, чем облегчит.
Сенатор Эмилий терпеть не мог префекта анноны Афрания, но в данном случае выбора у него не было. Петроний Максим окружил свой дворец таким количеством охраны, что пробиться к нему человеку постороннему не было никакой возможности. А сенатор Эмилий, после сегодняшнего выступления в Сенате, стал одним из самых заклятых врагов префекта Италии.
– Да при чем тут ты? – удивился худой как палка Афраний, недовольно глядя на позднего гостя, прервавшего увлекательный разговор, который хозяин вел с комитом Дидием. А речь шла ни много ни мало о назначении Афрания префектом города Рима взамен старого и выжившего из ума патрикия Клодия. – Петроний Максим опасается дукса Ратмира. Это единственный человек, который способен помешать префекту стать императором.
– А вандала Янрекса сиятельный Петроний не опасается? – спросил Эмилий, глядя на префекта анноны злыми глазами.
Весть о вандальском флоте, покинувшем Карфаген, ошеломила и худого как палка Афрания, и толстого как боров Дидия. Тем не менее оба выразили сомнения в правдивости слов скандального сенатора.
– Кто тебе рассказал о вандалах? – спросил Дидий.
– Высокородный Туррибий. Впрочем, о связи Евпраксии с внуком Гусирекса я слышал и раньше.
– Положим, слышал не ты один, – нахмурился Дидий, прослуживший в свите Галлы Плацидии почти двадцать лет и хорошо осведомленный о тайнах божественного семейства.
– Вы мне лучше скажите, приложил Петроний руку к убийству Валентиниана или нет? – наседал на растерявшихся патрикиев Эмилий. – А главное, есть ли человек, способный поведать императрице подробности этого страшного дела?
Дидий и Афраний переглянулись. Сами убийцы утверждали, что мстили императору Валентиниану за смерть сиятельного Аэция. Косвенно их признания подтверждались тем, что они на протяжении многих лет верой и правдой служили префекту. Так что суд без промедления вынес им приговор. Неясным осталось только одно обстоятельство: кто привлек этих людей, люто ненавидящих императора, в его телохранители? Это могли сделать только два человека – бывший доместик Петроний Максим и сменивший его на этом посту высокородный Марций. Впрочем, Марций скоропостижно скончался через три дня после убийства императора, вызвав фактом своей смерти множество пересудов.
– У Петрония есть только один враг в Риме – дукс Ратмир, – задумчиво произнес Афраний.
– Но почему? – удивился Эмилий. – Скорее уж он должен быть благодарен человеку, расквитавшемуся с убийцей его невесты Гонории и матери Пульхерии.
Афраний бросил на сенатора такой взгляд, что у того все внутри похолодело. Эмилия вдруг осенило: не Валентиниан устранил Гонорию и Пульхерию, а Петроний, вот почему он так боится дукса Ратмира, вот почему окружил себя тройным кольцом телохранителей. Хотя под рукой у опального дукса нет ни одного легиона, который он мог бы бросить в бой.
– Значит, это правда, – расстроенно произнес Эмилий. – Если дукс успел рассказать Евпраксии правду об убийстве ее мужа, то она вполне могла обратиться за помощью к Янрексу.
– И вандал немедленно откликнулся на ее зов? – недоверчиво скривился Дидий.
– Времени у него было достаточно, – возразил ему Афраний. – Со дня смерти императора прошло уже достаточно времени, чтобы успеть отправить письмо и получить его.
– Так вот зачем ей понадобился еще один месяц! – схватился за голову Эмилий.
Надо отдать должное Петронию Максиму, он мгновенно оценил надвигающуюся опасность и действовал без промедления. Однако гвардейцы, посланные им к дому Ратмира, вернулись ни с чем. Дукс исчез, словно сквозь землю провалился. Теперь ни у самого Петрония, ни у окружающих его людей не осталось ни малейших сомнений в том, что коварная Евпраксия готовит сюрприз для своего любовника. Времени на раздумья и колебания практически не оставалось.
– Надо принудить Евпраксию к браку раньше, чем она публично огласит имя своего жениха, – дал разумный совет комит финансов Веспасиан.
– А если она не согласится? – с сомнением покачал головой Эмилий.
– В таком случае надо взять в заложницы ее дочерей.
– А что на это скажет Римский Сенат? – возмутился Эмилий.
– Какое нам дело до Сената?! – огрызнулся Афраний. – Речь идет о наших жизнях.
– Но ведь это заговор, – запротестовал Эмилий, – это мятеж против императорской семьи!
Увы, ужас сторонников Петрония перед грядущими бедами был столь велик, что они уже не могли рассуждать здраво. Да и сам префект не проявил свойственной ему от природы выдержки. Видимо, близость власти окончательно лишила его разума. Далеко не все гвардейцы подчинились бывшему доместику, часть из них во главе с трибуном Росцием встала на защиту сиятельной Евпраксии и ее дочерей. И случилось то, чего так боялся сенатор Эмилий, – в императорском дворце пролилась кровь. Обезумевший Петроний бросил против гвардейцев Росция спешенных клибонариев. Гвардейцы отбивались отчаянно, устлав своими телами мраморные плиты. Префект прошел к своей будущей супруге буквально по трупам и только здесь понял, какую ошибку совершил.
– Зачем? – прошептала Евпраксия побелевшими губами и с ужасом посмотрела на своего любовника.
И тут до префекта дошло, что никому эта женщина писем не писала. Что чувство ее к Петронию Максиму было искренним. Настолько искренним, что она не поверила бы никаким наветам. И дукс Ратмир это знал и даже не пытался открыть влюбленной женщине глаза. А вандал Янрекс так и остался бы приятным воспоминанием ее молодости, и не более того.
– Неужели ты действительно убил божественного Валентиниана?!
Вопрос этот прозвучал в такой напряженной тишине, что Петроний услышал вдруг стук собственного сердца.
– Завтра, – произнес он голосом, срывающимся на лай. – Завтра ты станешь моей женой, либо тебе придется хоронить своих дочерей.
Петроний круто развернулся на пятках, поскользнулся в луже крови, но на ногах устоял, оперевшись на стену ладонью и оставив на ней алый след, а потом решительно зашагал прочь из покоев императрицы, сопровождаемый своими сомлевшими от пережитого сторонниками.
Римский Сенат был потрясен трагедией, случившейся в императорском дворце. Префект Петроний столь явно превысил свои полномочия, что почти разом растерял всех своих сторонников. Уж если этот человек рубит головы направо и налево, даже не успев стать императором, то что же будет, когда он облачится в алый плащ. По сути дела, Петроний Максим и его сторонники взяли в заложники императрицу Евпраксию и ее дочерей, дабы навязать свою волю Сенату и Великому Риму. Иначе как заговором и мятежом это назвать нельзя. Возмущение сенаторов дошло до точки кипения, когда вдруг выяснилось, что клибонарии Петрония окружили Капитолий и готовятся к штурму. Первое было правдой, второе – ложью. И напрасно Эмилий призывал почтенных мужей к спокойствию. Напрасно угрожал флотом Гусирекса, отплывшим из Карфагена. Сенаторы прекрасно помнили, что именно Эмилий первым назвал Петрония Максима претендентом на императорский титул. А сенатор Скрибоний дошел до того, что ударил по лицу своего старого друга. Эмилий был настолько потрясен дружным отпором коллег, что потерял дар речи и в изнеможении рухнул на скамью.
